Стивен Спотсвуд - Фортуна на стороне мертвеца

Кстати, о пьяницах. Я обнаружила, что слово «нездоровилось» на языке белых воротничков означает «тошнило в туалете». Конрою из бухгалтерии нездоровилось, и он пробыл в туалете второго этажа от конца спиритического сеанса и до той минуты, пока не раздались вопли «пожар», так мне было сказано. И в этот период он не слышал, чтобы кто-нибудь вошел в кабинет. Это мало о чем говорило, поскольку ему «нездоровилось» очень сильно. Он вышел, когда выбивали дверь кабинета, но, по его словам, не входил внутрь.

Жена одного сотрудника недавно научилась фотографировать и принесла на вечеринку свой новенький «Кодак». Весь вечер она снимала. Я тут же вскинулась, но ее муж, менеджер среднего звена из отдела продаж, заверил, что все кадры наверняка не в фокусе или засвечены. Я взяла с него обещание прислать мне фотографии, как только их проявят.

Имело ли все это значение? Или просто было чуть менее скучным, чем остальной мусор? Мне не хотелось гадать. По крайней мере, не в тот день.

В половине первого я прервалась на обед и поела в столовой компании в подвальном этаже, просторной, чистой и с неплохой кормежкой. Сюда ходили и белые воротнички, и рабочие, но между ними проходила невидимая, но очень твердая демаркационная линия.

Я не стала переходить границу и села за стол с секретаршами. Прикинулась скромницей и подождала, пока кто-нибудь из них заговорит первой.

В конце концов одна из них, высокая, с черным хвостиком и в очках с черепашьей оправой, наклонилась над столом и почти заговорщицки прошептала:

— Вы ведь работаете на Лилиан Пентикост, да? И каково это?

Я начала с нескольких моих любимых баек, и очень скоро весь стол внимал каждому моему слову. Некоторые фыркали и неодобрительно хмурились при мысли о том, что женщина может замарать руки, якшаясь с насильниками и убийцами. Но я заметила, что и они так же напряженно вслушиваются, как и остальные.

Еще один урок, который я получила на курсах стенографии, заключался в том, что жизнь секретарши проходит в отчаянной скуке и сплетни ценятся на вес золота. Вскоре я заставила их разговориться. Честно говоря, это не был подвиг Геракла. Насильственная смерть жены основателя компании не может не вызвать массу обсуждений.

От секретарш я почерпнула кое-что, чего не выудила из их боссов.

После смерти Ала Коллинза Харрисон Уоллес стал сам не свой. Прозвучали слова «задумчивый», «раздраженный», «подавленный», и таким, по их словам, он никогда прежде не был. Значит, он не родился с этой кислой миной.

Одна из старейших секретарш заметила, что перемена настроения предшествовала самоубийству его друга, и эти двое, возможно, поссорились. Уоллес и Коллинз занимали смежные кабинеты, но за несколько месяцев до смерти Коллинза Уоллес переехал в новый офис в другой части здания.

— Сказал, это потому, что в его кабинете плохо работает кондиционер, — заявила седовласая женщина. — Но не думаю, что это правда.

Когда я спросила, почему она так считает, она сказала, что Уоллесу на самом деле не хотелось переезжать.

Пара женщин работала достаточно давно, они еще помнили, когда Абигейл была общей секретаршей Харрисона и Алистера.

— Ее беременность вызвала страшный переполох, — сообщила еще одна седая секретарша. — А когда мистер Коллинз объявил, что это его ребенок… Да это просто неслыханно!

— Кто-нибудь подозревал, что у них были отношения?

— Ни одна живая душа. Но меня все это не удивляет. Абигейл была очень дружелюбной.

— Может, с ней дружил и еще кто-нибудь?

Я надеялась, что она ткнет пальцем в Харрисона Уоллеса, но она покачала головой.

— Я не особо обращала на нее внимания, — заверила она. — Просто все об этом знали. Она была такой раскованной девушкой. И это еще до того, как все девушки стали раскованными.

Все седые секретарши захихикали и закивали. Вскоре после этого они попрощались и вернулись к работе.

Итак, Абигейл Коллинз была «дружелюбной». Любопытно.

Конечно, такого рода слушок двадцатилетней давности мог быть просто злословием. Красивую девушку, заманившую в сети богатого босса, будь то случайно или намеренно, очень легко облить грязью задним числом.

И все же это увеличило вероятность того, что существуют и другие претенденты на отцовство.

А еще мне удалось выудить у секретарш новость о том, что полиция выписала немало повесток. Копы вели себя уклончиво — запрашивали разного рода документы, записи о служащих, отчеты о расходах, причем из многих отделов. В общем, офис окружного прокурора играл с этим расследованием в наперстки. И это заставило меня задуматься — где же шарик?

Я провела в переговорной еще несколько часов, а ровно в три тридцать появился Уоллес и проводил меня в главное здание фабрики. Мне вручили каску и провели в цех.

Такой резкий контраст с тихими, почти стерильными офисами. Здесь воняло химикатами и обугленным металлом. Стояла кошмарная жара, с меня тут же градом начал литься пот. Уоллеса температура как будто не затронула, он даже поежился, словно его персонально обдувал арктический ветер.

Грохотали механизмы, переворачивая, расплющивая и складывая груды стали, превращая их в более аккуратные груды стали. В основном этот металл превратится в корпуса для бомб, которые затем сбросят, взорвут, скинут — словом, каким-нибудь образом отправят других людей в царствие небесное. Пусть война и закончилась, но военный бизнес процветал по-прежнему.

Вокруг механизмов крутилось человек двести, все потели под более или менее одинаковыми синими комбинезонами. Я с удовольствием отметила, что как минимум половина из них — женщины, но знала — это ненадолго. Солдаты возвращаются из-за океана, и предприятия уже публично объявили, что по возвращении мужчин ждет работа. «Клепальщица Рози» [8] «Клепальщица Рози» — картина американского художника Нормана Роквелла, написанная в 1943 году, стала символом женщин, работавших в годы войны на заводах и фабриках. вернется обратно на кухню или встанет в очередь за пособием по безработице.

Мы с Уоллесом протискивались по цеху, уворачиваясь от локтей и погрузчиков — в сущности, пытались избежать ужасной смерти. В общем-то, это место не слишком отличалось от цирка. Только вместо запаха навоза — вонь пайки.

Я последовала за Уоллесом вверх по лестнице на мостки над цехом. Там мы обнаружили Рэндольфа, ведущего жаркий спор с человеком, напоминающим циркового силача: шесть футов с лишним, совершенно лысый, а его плечи и бицепсы проверяли ткань комбинезона на прочность.

Я бы приняла его за плавильщика — для этой работы требуется поднимать тяжести и снова ставить их на место, но белая рубашка и выглядывающий из-под ворота комбинезона галстук выдавали руководителя. Завидев нас, Рэндольф и силач резко оборвали разговор.