Ольга Баскова - Тиара скифского царя [litres]

Израиль принялся грызть ногти, что делал в минуты крайнего волнения, обычно вызывая недовольство жены, но так ничего и не придумал. Он решил, что нужно ехать в Париж, а там… Там принимать решение на месте.

Рахумовский сел за стол, достал чистый лист бумаги, вынул адрес газеты «Фигаро» и принялся сочинять письмо для Морана.

Париж, 1903 г.

Газетчики сдержали слово, выслав Израилю сумму, которую он попросил на проезд, – тысячу двести франков, – и весенний Париж встретил одессита Рахумовского пением птиц и первой свежей зеленью. Он поселился в каком-то дешевом отеле на бедной узкой улочке, едва пропускавшей экипажи (бедняга экономил каждую копейку), и на следующий день отправился в «Фигаро».

Моран приветствовал его торжественной улыбкой и, обняв за худые плечи, тут же объяснил, что им немедленно нужно в дирекцию Лувра.

Предвкушая сенсацию, хитрый Эжен уже сообщил в музей, что один из претендентов на лавры великого мастера уже прибыл в Париж.

Директор Лувра, разумеется, этой информации не обрадовался, но в истории, длившейся уже семь лет, следовало поставить жирную точку, и он, пригласив в эксперты профессора Ле Клерка, пожилого мужчину с длинной седой бородой, делавшей его похожим на Льва Толстого, ожидал их у себя в кабинете.

Бородатый профессор привел с собой своего ученика Гастона Мартье, очень высокого и очень смешливого молодого человека, горевшего желанием разоблачить мошенника. Гастон ни на минуту не верил, что тиара поддельная.

– Я бы на вашем месте держался подальше от этой газетенки, – посоветовал он директору Лувра. – Что ни говори, а они первые раздули этот скандал. Морану, видите ли, понадобилась сенсация, и он взбаламутил весь Париж. Да что там Париж, всю Европу. И вот к нам уже едут из Одессы. Смешно, господа, смешно.

Он уставился на свои розовые ногти, которые полировал каждое утро, а его учитель словно подхватил эстафету.

– Гастон верно говорит. – Он развел руками, выражая недоумение. – Ну посудите сами, возможно ли жителю Одессы изготовить такое произведение искусства? Для этого он должен быть хорошо образован и чертовски талантлив.

Директор Лувра горестно вздохнул:

– Но профессор Веселовский нашел какие-то ошибки в картинах на тиаре, – проговорил он робко. – Это ли не доказательство не очень хорошего образования?

Ле Клерк не сдавался:

– Поверьте мне, если бы эта тиара лежала не в Лувре, а в Эрмитаже, Веселовский первый трубил бы о ее подлинности. Венский музей до сих пор не может найти себе места, что не отыскал деньги для приобретения короны.

Когда директору доложили о прибытии двух господ, он сразу понял, что Моран привел Рахумовского, как обещал, и кивнул гостям.

– Надеюсь, у вас есть план, как заставить этого мастера сказать правду, какой бы она ни была?

Профессор и его ученик наклонили головы. В то же мгновение в дверь постучали, и пронырливый Эжен, которого профессора и директор терпеть не могли, ввел в кабинет высокого худощавого мужчину в круглых очках.

Израиль был бедно одет: черный костюм лоснился, брюки пестрели пятнами, которые его жена, вероятно, уже не могла отстирать. Ботинки следовало тоже поменять, они наверняка пропускали влагу в дождливые дни. И это великий мастер, как утверждал один из одесситов? Что-то не верится.

– Господин Израиль Рахумовский, – представил его Моран и замолчал, не зная, о чем говорить, и справедливо рассудив, что дальше за него скажут другие.

Директор Лувра указал Израилю на стул:

– Присаживайтесь, господин Рахумовский. Признаюсь, мы ждали вас с большим нетерпением.

Ювелир как-то опасливо примостился на краешке стула и снял очки. Умные черные глаза поразили и директора Лувра, и Ле Клерка.

– Вы утверждаете, что изготовили тиару? – начал профессор, не сводя с него взгляда. – Это правда?

Израиль, застенчивый от природы, уже пришел в себя и довольно уверенно произнес:

– Да, это так.

– И вы можете это доказать?

Эти слова смутили бы кого угодно, но не Рахумовского.

– Я не совсем понимаю, как должен сделать это, – сказал он вежливо, бросив взгляд на переводчика, ловившего каждое слово. – Но если господам будет угодно, они скажут, как это возможно, и я действительно все докажу. Впрочем, кое-что у меня с собой.

Из потрепанного портфеля ювелир вынул модели и рисунки формы тиары.

– Вот, прошу вас.

Ле Клерк и Мартье впились в рисунки глазами. Да, это она, тиара, однако все это не доказательства.

– Скажите, вы хорошо знаете древнегреческую мифологию? – поинтересовался Ле Клерк. – Наши ученые спорят о том, могла ли богиня победы увенчать лаврами скифского царя. На вашей тиаре она как раз делает это. Чем вы руководствовались, когда чеканили такие рисунки?

Израиль растерянно заморгал. Он понятия не имел, кто такая богиня Ника и для чего ей понадобилось венчать кого-то лавровым венком. Шепсель принес ему рисунки – и он сделал все в точности, как просили.

– Как по-вашему, – от профессора не ускользнуло его замешательство, – подлинная тиара действительно в Ольвии где-нибудь под землей или ее следует искать на территории Тавриды, где-нибудь в скифских курганах?

Рахумовский продолжал молчать.

Мартье, вмешавшись, задал еще несколько вопросов по археологии и истории и посмотрел на своего учителя. Израиль оказался невежественным до удивления. И такой человек смог создать настоящее произведение искусства? Да быть не может!

Директор Лувра понял, что господа сомневаются в таланте мастера, и радостно потер руки.

– Я вижу, вы не доверяете мне, – произнес Рахумовский и сверкнул черными глазами. – Но, клянусь, господа, это моя работа. Верно, я ничего не смыслю в мифологии, но меня и не просили пополнить образование – просто дали рисунки, которые я добросовестно скопировал – вот и все.

– Допустим. – Ле Клерк тряхнул бородой. – А смогли бы вы изготовить фрагмент тиары прямо сейчас? Предупреждаю, господин Рахумовский, что вы вправе отказаться. Но, как вы понимаете, только это докажет, что вы великий мастер и это ваша работа.

На его удивление, Израиль встал и поклонился.

– Когда вам будет угодно, – спокойно ответил он.

Профессор, ученик и директор переглянулись.

Ле Клерк взял со стола давно заготовленный золотой лист и коробку с нужными инструментами и отдал их Израилю.

– Надеюсь, вы на нас не обидетесь, если мы закроем вас в мастерской? – спросил он и улыбнулся уголками губ.

– Разумеется, копию тиары и чертежи мы вам не дадим, – вставил довольный Мартье, – вам придется работать по памяти.