Ольга Баскова - Тиара скифского царя [litres]

В его голове сразу родилась многоходовая комбинация. Для начала Гойдман дополнил несуществующую часть выкупа, придумав тиару. А почему бы нет? Почему такая корона не могла, собственно, входить в выкуп? Конечно, могла, но она должна была выглядеть роскошно и, главное, правдоподобно.

Шепсель сам сделал чертежи и стал искать мастера. Как ни странно, он нашел его в своем родном городе. При виде работ Израиля у него перехватило дыхание, но все же Гойдман решил проверить ювелира. Он поручил ему изготовить несколько подделок, благополучно сбыл их коллекционерам и тогда показал Рахумовскому чертежи.

В разговоре с полицейскими Израиль сказал почти правду: о том, что тиару планируется продать в известный музей мира, Шепсель, естественно, умолчал. Впрочем, Израиль и не пытал своего заказчика. Какое ему, в конце концов, дело, зачем Гойдману понадобилась тиара? Понадобилась – и ладно. Он хорошо заплатил, гораздо больше, чем остальные заказчики. Оба остались довольны друг другом – что же еще нужно?

Получив тиару, Шепсель приступил к выполнению второй части своего плана. Теперь ему было необходимо продать ее в музей и получить большие деньги.

Собрав опыт, полученный у дяди Якова, очаковского мастера по изготовлению памятников, с которым они когда-то очень даже неплохо работали, Гойдман решил сам изготовить недостающий кусок плиты (о том, что этого куска очень не хватало археологам, он знал из учебника Штерна и решил восполнить это).

Изучение древнегреческого ему тоже очень пригодилось. На осколке плиты он нацарапал часть текста, создав, таким образом, полную картину выкупа. Итак, кроме всего прочего, для царя изготовили и тиару.

Гойдман не поленился детально описать ее, чтобы у антикваров не осталось сомнений: корона Гойдмана – именно та, о которой написано на плите. Далее – визит к Штерну, безвозмездное дарение осколка музею.

Антиквар тут же написал научную статью, сообщая о таком важном для истории и археологии факте. Когда научная пресса подхватила описание тиары, она и появилась на свет, якобы найденная на раскопках Ольвии. Потом Шепсель отправился в Европу, чтобы предложить ее в Венский музей.

На его удивление, лучшие эксперты Вены не смогли отличить подделку от подлинника и обязательно купили бы ее, если бы у них хватило денег.

Впрочем, Гойдман не огорчился. Он с самого начала лелеял более честолюбивые мечты. Его тиара должна быть вместе с «Моной Лизой», то есть только в Лувре – и больше нигде. И такая возможность представилась. Услышав о неудаче венских коллег, дирекция Лувра сделала все, чтобы заполучить тиару. И они ее заполучили.

Да, как говорил Иисус Христос: «Нет ничего тайного, что бы ни стало явным».

Все выяснилось – ох уж эти дураки-французы! Решили подзаработать на сенсации и в результате эту сенсацию и получили. Но они не должны винить в этом его, Шепселя, ни в коем случае. Благодаря кому музеи и редакции газет получили сказочные доходы? Да, именно благодаря ему, простому одесскому антиквару с Молдаванки. Вот Израиль, умный человек, сразу понял, какую выгоду можно извлечь из этого сомнительного дела. Он уже стал известным, если не на весь мир, то на всю Европу точно. Нет, все-таки на весь мир.

Шепсель вспомнил, что рассказал ему Рахумовский перед отъездом в Париж. Один американский бизнесмен Браун предложил ему отправиться в кругосветное путешествие с тиарой. Миллионер обратился к дирекции Лувра, готовый заплатить за тиару уже не двести тысяч франков, о нет, двести пятьдесят. Однако на сей раз дирекция решила, что с нее достаточно экспериментов, и не отдала драгоценность. Да, именно драгоцен-ность.

Гойдман полагал, что на аукционах его творение можно было продать гораздо дороже, но музей не собирался этого делать. Паломничество к тиаре продолжалось.

Стукнула дверь, и в гостиную вошел Лейба с сияющим лицом.

Увидев брата, мирно пьющего чай с печеньем, он обнял его и воскликнул:

– Держу пари, ты думаешь о тиаре.

Шепсель кивнул:

– Лейба, я говорил, что создам «Мону Лизу»? И таки да, у меня это получилось.

– Получилось, – согласился брат и присел рядом, взяв в руки фарфоровый заварной чайник. – Скажи мне, что ты планируешь делать дальше? На черном рынке говорят, что золотые подделки тщательно проверяются, но мы с тобой еще не работали с серебром. Мне предлагают пять листов отличнейшего серебра – и очень дешево. Мы поступим очень глупо, если не купим его.

Младший Гойдман покачал головой:

– Я в этой афере уже не участвую. Знаешь, жизнь неоднократно показывала, что нужно остановиться, если ты срубил большой куш. В противном случае ты можешь потерять не только его, но и все, что имеешь. Нет, мой дорогой братец, мошенника Шепселя больше нет.

Лейба открыл свой огромный рот, и слюна капнула на подбородок. Он более чем когда-либо был похож на вытащенную на берег рыбу.

– Я не ошибся? – тихо спросил Лейба. – Ты хочешь завязать? Ты – и завязать?

– Именно так. – Шепсель глотнул и поморщился: чай был горячим. – Хочу завязать, пока не поздно. И тебе советую. Впрочем, мне кажется, что мы с тобой – единое целое и завязывать должны вместе.

Лейба подошел к окну, прямой, как палка, оттопырив нижнюю губу.

– Хорошо, что вспомнил об этом, братец. Что до меня, то я имею сказать тебе, что не собираюсь завязывать. С тиарой я почувствовал вкус денег. Это тебе не покойный Сазан с его жалкими монетками, это афера века. Твой умный и хитрый мозг может придумать тысячи таких афер. Мы станем миллионерами и сможем рвануть в Америку, а не прозябать в Одессе.

– Человек не прозябает в родном городе, – парировал Шепсель, грустно глядя на брата. – Лейба, я взял себе больше денег с продажи тиары, но и тебе достался хороший кусок. Хватит семье и детям, если ты когда-нибудь вздумаешь обзавестись ими. Я так планирую это сделать. Мои вздохи по поводу нечестивой Малки давно закончились. Пора жениться на девушке честной и добропорядочной.

Лейба недовольно фыркнул:

– Ты серьезно, братец? И это все?

– Все, если ты об аферах. – Шепсель надкусил печенье. – Попробуй, очень вкусно. Я решил продолжать торговать. Правда, еще не решил чем. Почему бы не всякими сладостями? Они очень хорошо покупаются.

Старший брат замахал руками, словно отгоняя от себя то, что услышал.

– Я не верю своим ушам! – почти закричал он. – Ты всегда говорил, что мы корпорация. А сейчас хочешь загубить ее на корню.

– А ты, в отличие от меня, всегда славился своей недалекостью, – буркнул Шепсель. – Я уже засветился везде, где можно, даже в Европе. Такая популярность не позволит мне совершить ни одной крупной аферы. Если ты этого не понимаешь, мне жаль тебя, братец. Тогда действуй, только один. Ты многому у меня научился. Что касается корпораций, да, она у нас была, но все корпорации рано или поздно распадаются, даже самые незыблемые.