Кэролайн Грэм - Убийства в Бэджерс-Дрифт

Позже в тот же вечер Барнеби сидел, гоняя по тарелке салат. Он специально задержался в участке, просматривая бланки по мере того, как они появлялись у него на столе, пока не почувствовал, что обед уже точно не спасти и можно будет с чистой совестью открыть консервы. Он забыл, что на свете есть такие вещи, как помидоры, огурцы и свекла…

Кто-то мог бы подумать, что замучить салат до такой степени, чтобы он перестал быть съедобным, не способна даже Джойс, но этот кто-то, увы, жестоко бы ошибся. В овощах, мокнущих в уксусном соусе, кипела дикая жизнь. Барнеби приподнял вилкой сморщенный листик латука. Под ним обнаружилось какое-то мелкое насекомое, отважно гребущее против течения.

— А на десерт бейквеллский сюрприз! — крикнула Джойс с кухни, проявляя чудеса телепатии. Что интересно, он был голоден. Это всегда его поражало. В этом имелось даже что-то трогательное: каким бы испытаниям Барнеби ни подвергал собственный желудок, через несколько часов он снова начинал оптимистично сигнализировать о своем существовании, не переставая на что-то надеяться. И каждый раз вопреки всему ожидая, что судьба наконец-то повернется к нему лицом.

— А на следующие выходные приезжает Калли. — Миссис Барнеби появилась в столовой и наделила мужа фруктовым пирогом, чашкой чая и поцелуем. — Понял?

— Замечательно. Надолго?

— Нет, только до вечера воскресенья.

Барнеби и Джойс смотрели друг на друга. Оба они любили свое единственное дитя и чрезвычайно им гордились. И оба считали, что гораздо лучше, когда ее нет дома. Но ни один из них никогда не произносил этого вслух. Даже в раннем детстве у Калли уже проявилась способность все замечать и был очень острый язычок. В последующие годы обе эти способности лишь оттачивались. Блестяще окончив школу, она теперь изучала английский язык и литературу в Нью-Холле [32] Женский колледж в составе Кембриджского университета. (Примеч. пер.) и рассчитывала снова стать одной из лучших, невзирая на то, что, как представлялось Барнеби, все свое время отдавала репетициям разнообразных пьес.

— Ты сможешь встретить ее в субботу?

— Не уверен. — Барнеби уничтожил свой бейквеллский сюрприз, что было для изделия слишком большой честью, и задумался о том, во что на этот раз будет одета его дочь. Она всегда носила что-нибудь вызывающее, но они с Джойс, провожая ее на кембриджский поезд, решили, что времена посудных полотенец, юбок на английских булавках, галстуков и бледного макияжа прошли (по правде говоря, они почти надеялись, что разумные преподаватели отошлют ее обратно домой). Однако во время каждого ее приезда они наблюдали все новые и новые экзотические и пугающие перемены. Хорошо было то, что, покинув родительский дом, по ее собственным словам, в расцвете сил и здоровья, Калли всегда старалась защищать эти свои качества, приезжая ненадолго, зато с внушительным запасом восхитительных продуктов от «Маркса и Спенсера» [33] «Маркс и Спенсер» — магазины недорогой, но очень удобной и практичной одежды для всей семьи. и «Деликатесов Джошуа Тейлора».

— Не забудешь позвонить отцу?

Барнеби с чашкой чая устроился у камина. Учитывая, что он звонил родителям раз в неделю на протяжении последней четверти века, представлялось маловероятным, что он об этом забудет. Им было уже за восемьдесят, и двадцать лет назад они удалились на покой, поселившись неподалеку от Истбурна. Там они дышали озоном, играли в кегли, занимались садоводством и прочими полезными и приятными делами и выглядели весьма бодрыми, словно рыбешки в ручье.

— Не забуду.

— Лучше позвони сейчас, пока не устроился.

— Я уже устроился.

— А потом сможешь спокойно наслаждаться своим чаем.

Барнеби покорно выбрался из кресла. Ответила мать и, дежурно поинтересовавшись его здоровьем и здоровьем домочадцев, пустилась в отчет о прожитой неделе. Сюда входило описание восхитительного скандала, который случился в их творческой группе, когда почти столетняя старушка предложила организовать курсы натурщиц. Закончила она, как всегда, фразой: «Сейчас позову папу».

После этого о своей неделе доложил Барнеби-старший. У него самым выдающимся событием оказался восхитительный скандал на встрече общества охраны памятников, причиной которого стал викторианский оркестровый павильон. «Вот ведь воинственный народ», — подумал Барнеби. А ведь когда родители переезжали, он представлял себе, что они будут проводить дни, мирно подремывая в своем зимнем саду. Теперь он был вынужден признать, что на этот раз воображение его подвело. Дремать эти пенсионеры явно не собирались. Отец завершил рассказ на том, как окончательно уничтожил бессовестного противника на игровой лужайке.

Барнеби терпеливо слушал, потом заметил, как будто только сейчас спохватившись:

— Да бог с ним! Сейчас ведь чемпионат по крикету в самом разгаре. Я думал, ты бо́льшую часть времени сидишь у экрана.

— Так и есть, так и есть. Взял напрокат это записывающее приспособление. Теперь прокручиваю повторно лучшие моменты, когда захочу. Правда, в пятницу ужасно вышло?

Барнеби снисходительно улыбнулся. Отец прекрасно знал, что он никогда не бывает дома в дневное время и не может смотреть матчи, но все равно считал, что сын должен быть в курсе, о чем речь.

— А что такое?

— Как что? Ведь матч не состоялся, сынок! Слишком плохое освещение. Арбитр предоставил право решать Алленби, и тот решил остановить игру. Это было в одиннадцать утра. А мы-то приготовились. Бутерброды с огурцами, целый термос мятного чая. Устраивались-то надолго. Какое же мы пережили разочарование! Ну, если честно, мать-то не сильно переживала, а у меня весь день был испорчен, ей-богу!

Выразив соответствующие моменту соболезнования, Барнеби вернулся в свое кресло с новой чашкой чая.

— Джойс, люди начинают мне лгать.

— А, милый… — Бледное шелковое вязанье все удлинялось и удлинялось. — Это ты про твое дело в Бэджерс-Дрифт?

— Мадемуазель Кэтрин Лэйси видели в деревне в тот вечер, когда она, по ее словам, сидела дома. Джуди Лесситер заявила, что весь день работала, но при этом в три или полчетвертого ее заметили в деревенской лавке. Тревор Лесситер сказал, что смотрел дома крикет… «превосходная игра»… а матч-то отменили! А Филлис Каделл чуть не умерла со страху, когда мы появились, а потом попыталась запудрить нам мозги дурацкой сказочкой про налоги.

— Вот это да… Похоже, тебе много придется распутывать. — Имена ничего не говорили Джойс Барнеби, и она понимала, что муж просто размышляет вслух, приводя свои домыслы в некий порядок. Но все равно она внимательно его слушала.

— А Барбара Лесситер, супруга уважаемого доктора, получила по почте нечто такое, от чего мгновенно побелела, как простыня.