Кэролайн Грэм - Убийства в Бэджерс-Дрифт

«Что бы ни было на этом клочке бумаги, — подумал Трой, — это придало ей смелости». Сегодня Барбара не выглядела девушкой из журнала. Под бронзовой пудрой явственно проступали морщины, а волосы выглядели как парик. Даже изгибы ее тела смотрелись как-то по-другому и не вызывали влечения.

— Кто-нибудь зайдет к вам позже, чтобы побеседовать с вашей дочерью, сэр, — буркнул Барнеби и пожелал им доброго вечера. Едва за ними успела закрыться дверь, как Тревор Лесситер повернулся к жене.

— Полагаю, ты не думаешь…

— Ты грязный урод!

— Не надо со мной так разговаривать. Мне не пришлось бы ездить в места вроде «Казановы», если бы ты была нормальной женой.

— Я была бы превосходной женой, если бы ты имел хотя бы малейшее понятие о том, что для этого нужно. Ты жалкий ублюдок!

— По крайней мере, там ко мне добры. Кристал всегда…

— Добры к тебе? Слышали бы они это, наверное, умерли бы со смеху!

— Откуда это ты так много знаешь? Я вообще удивлен, что ты слышала это название.

— Если тебе это так интересно, об этом говорят в «Абраксасе». Некоторые старые пердуны, которые надеются там омолодиться.

— И что, у них ничего не выходит, правда, Барбара?

— Что?

— Омолодиться. Не выходит, да? И у тебя тоже! Ты сейчас выглядишь ровно на свой возраст. Это ведь была первая твоя ложь по отношению ко мне. Насчет возраста, помнишь? Господи, сегодняшний день наконец-то открыл мне глаза на все. Мне кажется, что я вообще впервые тебя увидел.

Барбара подошла к окну, аккуратно достала сигарету из серебряного портсигара и прикурила. Потом повернулась к нему лицом, выдохнув длинную струйку дыма.

— Что ж, я могу сказать то же самое, муженек, — проговорила она, обнажая зубы в безжалостной улыбке. — То же самое.

Дэвид Уайтли открыл дверь, Он был одет в рабочие джинсы и рубашку с пятнами пота, а в руках держал бутылку виски. Он пригласил полицейских в гостиную и выключил орущий проигрыватель («Мост над бурными водами» [43] Bridge over Troubled Water — хит дуэта "Simon & Garfunkel". (Примеч. nep.) ). Пригласив их сесть, он предложил Барнеби выпить. Тот отказался, тогда Дэвид выпил сам, потом налил себе еще. Рука у него была твердой как скала, голос ясным и уверенным, и, несмотря на то что за время их визита он успел выпить целых три стакана, ни рука, ни голос даже не начали дрожать.

— Мистер Уайтли, вам известно, что произошло?

— Да. Я остановился и спросил одного из зевак около «Негритенка». Удивительно, что люди наслаждаются чужими трагедиями.

Барнеби расспросил его, чем он занимался в послеобеденное время. Уайтли слегка покачивался в деревянном кресле-качалке и разглядывал полицейских. В этом традиционном пенсионерском положении он выглядел несколько нелепо. В его мужественности было нечто очень внушительное; блондинистая внешность и явная сексуальность производили впечатление на любого. Ему, кажется, вполне подходила сельскохозяйственная деятельность, как какому-нибудь богу жатвы.

— Я перебирал мотор у самосвала часов до трех… может, до полчетвертого… потом повез комбайн в Гесслер-тай. Через пару дней начинается уборка… правда, наверное, в субботу не начнем, потому что будет свадьба, но в воскресенье, думаю, да.

— В воскресенье?

— Ну да. Когда убирают урожай, работать приходится без выходных.

— Вы вообще были знакомы с миссис Рейнберд?

— Только зрительно. Я не слишком со многими общаюсь в деревне. Я… развлекаюсь преимущественно в «Бычке» на гесслерской дороге. Или в Каустоне.

— Поближе к дому ничего нет? — негромко поинтересовался Барнеби.

— Нет. О, знаю, что вы тогда подумали, инспектор. В кухне в Тай-хаузе. Но поверьте мне, ничем таким там и не пахнет. По крайней мере, в данный момент. Хотя, конечно, я не думаю, что наша Кэйт на самом деле такая ледышка, как делает вид. Когда их женитьба состоится и устоится, так сказать, я пожалуй попытаюсь еще раз.

«Да, ему-то нет нужды ездить в «Казанову», — подумал Трой, в кои-то веки признавая другого мужчину почти столь же привлекательным для женщин, каким считал самого себя. Барнеби, озираясь по сторонам, заметил на каминной доске фотографию мальчика в рамке под стеклом, покрытым паутиной трещин.

— Когда в тот раз мы встретились в кухне, мне показалось, что вы были чем-то удручены, — сказал он.

— Я? Да вы шутите. Я никогда не бываю удручен. — Он с вызовом посмотрел на Барнеби. — Доктор «Джемесон» лечит все болезни. — Он приветственно поднял стакан и выпил. «Он из тех, — подумал инспектор, — кто может использовать потерю сына как выигрышную карту, давящую на сочувствие в общении с женщинами, но никогда не станет демонстрировать теплых чувств к ребенку перед представителями своего пола».

Барнеби продолжил допрос:

— А после того, как вы закончили с комбайном?

— Я поехал обратно в Тай-хауз на «лендровере», забрал этого несчастного терьера и отвез его к ветеринару. Кэтрин не терпит их в доме. На мой взгляд, это нужно было сделать раньше, но она все продолжала попытки накормить его. А потом…

— Секундочку, мистер Уайтли. Мисс Лэйси и мистер Трейс находились дома, когда вы забирали пса?

— Да.

— И когда, по-вашему, это было?

— Где-то между половиной пятого и пятью. Кэтрин я видел лишь мельком. Увидев меня, она сразу убежала наверх, видимо, не желала присутствовать при том, как я его заберу. Я отвез собаку, вернулся сюда, только успел налить стаканчик, и тут появились вы.

— Вот у него-то бы хватило сил и решимости для этого, — заметил Трой спустя короткое время, когда они переходили дорогу, направляясь к Тай-хаузу. — А в такой усадьбе, как у Трейса, ничего удивительного не будет в том, что половину его рабочего дня он не попадется никому на глаза. Я подумал об этом еще тогда, когда мы допрашивали Уайтли по поводу первого убийства, сэр… Знаете, парочка в лесу… — Ободренный молчанием Барнеби, он продолжал: — Я имею в виду, что мешало бы ему смыться на полчаса, чтобы покувыркаться на травке, когда он отовсюду одинаково далеко? А сегодня… Он вполне мог на какой-то момент оставить свой комбайн. Или завернуть на поле, вместо того чтобы ехать сразу в Гесслер-тай, вернуться и прикончить миссис Рейнберд. Жаль только, что с мотивами ничего не ясно.

Барнеби, который прекрасно представлял себе мотивы убийцы, снова прибыл к дому с абрикосовыми стенами. Дверь открыла Кэтрин Лэйси. Она была очень бледна, и даже если бы Барнеби не стал свидетелем сцены у коттеджа «Холли», он догадался бы, что она недавно плакала. Но печаль не портила ее исключительной красоты. Фиалковые глаза, полные слез, казались больше, чем обычно. На ней было безупречно белое льняное платье и простые сандалии. Она взглянула на них без тени улыбки и сказала: