Карина Хелле - Опасные игры

В среду Кэмден рассказал мне детали плана, на реализацию которого должны были уйти шесть дней. Слава богу, у махинаторов нет чёткого рабочего графика, иначе к выходным мы бы уже сошли с ума.

До пятницы я не выходила из дома, не считая недолгой прогулки до машины, чтобы взять оттуда вещи. Всё остальное время я сидела в гостиной Кэмдена, спала там же на диване. В гостиной мне было страшно, но всё же лучше, чем в тёмной жуткой спальне для гостей. Она напоминала мне клетку.

Домашний арест был, в общем-то, не так плох. Кэмден занимался своими делами, большую часть времени проводил в салоне, работал с клиентами или мечтал о близком будущем. Когда нам случалось столкнуться, вёл себя вежливо; когда готовил обед или заказывал еду на дом, всегда угощал и меня. Однажды даже предложил пива, но я отказалась. Мне нужно было мыслить трезво и ясно, как никогда.

Он куда-то убрал пистолет и перестал бросаться кофейниками. Эта вспышка ярости его смущала. Но, наверное, на его месте я сделала бы то же самое. Иногда нужно кого-то испугать, чтобы показать, насколько решительно ты настроен. Это я знала слишком хорошо. И я видела, что Кэмден очень серьёзен. Я с тоской вспоминала дни, когда он флиртовал со мной и нам было весело вдвоём. Но это, конечно, потом оказалось ложью. А правда была совсем невесёлой.

В пятницу, пока мой друг Гус из Пизмо-Бич делал Кэмдену поддельную страховку, я занималась его поддельными водительскими правами, и мне нужна была его фотография.

– Не понимаю, почему я один не могу сделать фото, – возмущался он, пока мы ели утреннюю овсянку, как самая замотанная в мире семейная пара. – Тут есть несколько мест, где делают фото на паспорт.

– Ну, знаешь, – ответила я, – я уже не могу безвылазно тут торчать. Мне нужно иногда хоть куда-то выбираться, а то я чокнусь.

– Уже поздно об этом беспокоиться, – чуть слышно пробормотал он.

– И потом, мне надо убедиться, что всё в порядке, что фото нужного размера. Ошибиться очень легко. Ты не разбираешься в фальшивых документах. А я разбираюсь.

Очевидно, он решил, что я намерена сбежать, но я уже давно забыла об этом. Я начала доверять Кэмдену и его намерениям. Не то чтобы мне очень хотелось помогать ему сбежать с кучей денег и наживать себе новых врагов, но в принципе это было ненамного страшнее того, чем мне приходилось заниматься. Если Кэмден собирался использовать меня только ради этого, я способна была пережить.

Вздохнув, он отодвинул тарелку.

– Ну, если ты идёшь со мной, тебе лучше изменить внешний вид. Если тебя заметит дядя, ничего хорошего не выйдет.

Я пожала плечами.

– У меня есть несколько париков. Это тебе надо беспокоиться о том, чтобы не привлекать внимание. Надо сделать тебя как можно менее похожим на самого себя. Ты уверен, что Винсент или кто-то из его подельников не ошивается поблизости?

– Подельников? – он рассмеялся. – Тебя послушать, так они самая настоящая мафия.

– А разве нет? – удивилась я. – Они же итальянцы, верно? Самая настоящая мафия.

– Звучит расистски.

– Расистским было бы сказать, что все итальянцы связаны с мафией. Но Мадано торгуют наркотой, оружием или чем-то в этом роде, а ты отмываешь их деньги. Так что они в любом случае связаны с мафией. Мой бывший бойфренд – мексиканец. Угадай, чем он занимается? Он состоит в огромном мексиканском наркосиндикате. Ну а я – белая шваль, голь перекатная из Восточной Европы, к тому же аферистка. Все мы – ходячие стереотипы. Иногда люди не просто так наклеивают ярлыки.

– На тебя ярлык не наклеишь, – сказал он. – Ты можешь стать кем угодно.

– Как бы то ни было, давай уже к делу.

– Нет. До понедельника я никого из них не увижу.

– Тогда нам придётся сейчас поработать над твоим внешним видом.

– Уже начинать волноваться? – Он наморщил лоб. Я не собиралась терять самоконтроль, но, господи, он был восхитителен.

– Фу, какие мы самовлюблённые, – сказала я. – Нет, как идиот ты выглядеть не будешь. Ничего радикального с тобой тоже не сделаешь – ты и так с ног до головы в татуировках.

Он поднял в воздух кисти рук, помахал ими. Я уже забыла, какие сильные и красивые у него руки.

– Здесь нет татуировок. Моя неразработанная область.

– Ладно. Такой её и оставим, – пусть носит рубашки с длинным рукавом, решила я, глядя на него и покачивая головой. – Тебе придётся всегда носить чёрные очки, в которых ты выступал на концерте. Волосы мы тебе тоже покрасим чёрным, уложим, чтобы немного торчали, и коротко пострижём.

Он скорчил гримасу.

– Что? – спросила я, придвигаясь ближе. – Недостаточно круто для тебя?

– Да пофигу, – ответил он. – Ладно. Крась мне волосы, стриги, выбрасывай линзы. Что ещё? Может, мне снять кольцо в носу, или можно оставить хотя бы маленькое воспоминание о том, кто я есть?

Он язвил и упускал из виду самое главное. Я едва не взяла его ладонь в свою, чтобы успокоить и подчеркнуть убедительность своих слов, но не решилась до него дотронуться.

– Кэмден, – мягко сказала я, – тебе не нужны воспоминания о том, кем ты был. Это не маскировка – по сути, ты не будешь сильно отличаться от прежнего себя. Всё дело в том, чтобы попрощаться с человеком, которым ты был, и стать новым человеком. Тебе придётся измениться, и это будут большие перемены. Пугающие. Всё, что тебе с таким трудом досталось, будет сломано. Тебе придётся забыть о том, кто ты, пока ты не научишься заново жить. Если, глядя в зеркало, ты не узнаешь себя, значит, ты на правильном пути.

– Так вот почему ты всегда такая грустная?

Я нахмурилась.

– Что?

– Когда мы ехали на концерт, я сказал, что мне нравится «Guano Padano», потому что их песни напоминают тебя – грубые и в то же время милые. Я сказал правду. Просто само вырвалось. Грубая, милая и очень, очень грустная. Когда я смотрю на тебя, я вижу грусть.

– А я думала, оправдание.

– И это тоже. Я много что вижу, когда смотрю на тебя.

Мне стало не по себе. Я поднялась на ноги.

– Ну, давай наводить марафет.

Женщины не представляют себе, как мужчины беспокоятся о своей внешности. Кэмден был не против постоянно носить очки – к счастью, они не лишали его привлекательности – и красить волосы в чёрный. Брови у него были и так чёрные, и светло-голубые глаза на фоне всего этого смотрелись ещё ярче.

Но вот стрижка стала серьёзной проблемой, потому что Кэмден терпеть не мог свои уши. Трудно было поверить, что этот человек собирается бежать, прихватив с собой деньги клана мафиози, но так оно и было. Этот мускулистый, с ног до головы покрытый татуировками бог комплексовал из-за своих слоновьих ушей.

Впрочем, они не лишили его привлекательности – настолько коротко я его стричь не стала. Ну правда, так было нечестно! Даже став другим человеком, даже изменив внешность, он был по-прежнему донельзя сексуален. Я перестала от него тащиться, осознав, что он самый настоящий псих, но всё-таки время от времени любовалась им.