Батья Гур - Убийство в субботу утром

Зазвонил телефон.

Из баллистической лаборатории сообщили (пока неофициально), что, по всей вероятности, пистолет был именно тем оружием, из которого застрелили Нейдорф. Вероятность возрастет, когда они получат пулю; официальное заключение будет готово в течение недели. Михаэль выслушал все это молча и только поблагодарил в конце. Все время разговора он не сводил взгляда с Линдера — тот казался чрезмерно напряженным, руки дрожали, он стал еще бледнее, чем был, войдя в кабинет.

Надтреснутым голосом Линдер спросил:

— Можно мне хотя бы воспользоваться телефоном?

Знакомый вопрос, знакомый. Кстати, Михаэль вспомнил, что надо бы навести справки о телефонном звонке, сделанном вчера из Института.

Линдер набрал номер и долго разговаривал с какой-то Диной, диктовал имена и номера телефонов и просил ее предупредить пациентов. Она должна была оставить на двери записку для десятичасового пациента, если не успеет ему дозвониться. Его пациентам надо говорить, что он жив и здоров, но по не зависящим от него обстоятельствам не сможет принять их. Последние слова сопровождались саркастическим взглядом в сторону Михаэля, который и глазом не моргнул. Инспектор тер рукой щеку, ощупывая остатки щетины, и думал о том, как ненавидит электробритвы.

Линдер поблагодарил собеседницу и повесил трубку.

Михаэль повторил предыдущий вопрос. Линдер достал из кармана пачку сигарет и, пробормотав: «Вам нужно алиби, как в детективных романах?», закурил, не предложив Михаэлю.

— Но у вас же записано, я все рассказал вчера. Вы не помните? — Михаэль не ответил. — Ну что ж, в пятницу вечером мы пригласили друзей к себе на ужин. Я не покидал дом; в нашей семье я за кухарку. Гости ушли около двух часов ночи, по мне, так часа два пересидели. Ничего интересного: коллеги жены.

Михаэль спросил имена и адреса и все аккуратно записал. Магнитофоны не всегда надежны. Закончив, он спросил:

— Что вы ели?

Линдер решил, что ослышался, и недоверчиво воззрился на инспектора. Затем его взгляд принял негодующее выражение, но Михаэль не отказался от вопроса, и он начал перечислять:

— На закуску фаршированные помидоры; горячее — баранья нога с рисом и кедровыми орехами; салат-латук… мне продолжать?

Михаэль, записывающий каждое слово, кивнул, и Линдер продолжал:

— На десерт фруктовый салат и, само собой, кофе с пирогом. Перечислить сорта вин?

— Не нужно, — ответил Михаэль, не реагируя на сарказм. — А потом, после ухода гостей?

— Потом было уже поздно. Даниэль никак не мог заснуть. Может быть, потому, что он растет. Даниэль — это мой сын. Ему четыре года. Даля, моя жена, заснула, а я сидел с Даниэлем ночью и потом утром, примерно до десяти утра.

— Где вы с ним были утром? — спросил Михаэль, как будто зачитывая вопросы с лежащего перед ним листа.

— Где я, по-вашему, мог быть с шести утра? Сначала дома: игры, сказки, завтрак. Потом во дворе. Было холодно. — Здесь было сделано отступление о болях в спине и трудностях игры в мяч, когда болит спина, с подробным описанием того, как он поймал мяч, сидя на пне.

Враждебность в тоне Линдера исчезла. Он опять принялся в дружеской манере и с юмором излагать детали, о которых его никто не спрашивал, как будто старался быть как можно более полезным.

Знакомый полицейский психолог однажды объяснил Михаэлю, когда они вместе посиживали в кафе на углу, что некоторым людям присуще всеобъемлющее чувство вины. Они испытывают потребность ее искупить и поэтому ведут себя, как Раскольников, хотя и не совершали никакого преступления. Им необходимо снискать себе расположение — так он выразился. Теперь Михаэль напомнил себе, что аналитики — это просто люди, которые изучают определенные вещи, но это не значит, что они всегда могут контролировать себя и отслеживать мотивы собственного поведения.

Он перебил Линдера, пустившегося в рассуждения об отношениях детей и родителей, вопросом:

— Кто-нибудь видел вас с ребенком?

Линдер ответил, что в доме всего четыре квартиры и он не может сказать, выглядывал кто-то из окна или нет. Михаэль встал и со словами: «Пожалуйста, обождите минутку» — вышел разыскать Циллу. Он нашел ее в соседней комнате, где они обычно устраивали утренние совещания, и попросил позвонить жене Линдера в Музей Израиля, где она работала, и расспросить про вечер пятницы и утро субботы.

— Возьми вот это — здесь его показания. Потом поговори с соседями. Возьми машину: тебе придется ехать в музей, а оттуда в Арнону, на другой конец города. Я хочу, чтобы ты закончила с соседями до того, как он вернется домой.

Он вернулся в свой кабинет, где Линдер глядел в пустоту невидящим взглядом, бодро уселся за стол и спросил:

— Теперь, пожалуйста, расскажите о своих отношениях с доктором Нейдорф.

На этот раз Джо ответил не сразу. Он тщательно подбирал слова. Видимо, он задумывался об этом и раньше, но так и не пришел ни к чему определенному.

— Я не входил в число ее обожателей, — наконец признался он.

Не меняя тона, Михаэль спросил, как Линдер относился к тому, что доктор Нейдорф была несомненным преемником профессора Хильдесхаймера на посту председателя ученого совета.

Линдер расхохотался:

— Поздравляю, главный инспектор Охайон, — в интуиции вам не откажешь. Однако игра не стоит свеч. Ученый совет, безусловно, очень важный орган — он определяет политику, он диктует правила, — но, уж конечно, не настолько, чтобы совершать убийство ради счастья его возглавить. В любом случае, — он посерьезнел, — мне вряд ли светило бы избрание членом совета даже без Нейдорф на посту председателя.

Уловив в последних словах горечь, Михаэль спросил почему.

Линдер глубоко вздохнул. Он начал говорить про то, что есть трудно объяснимые вещи, связанные с тонкостями профессии, но Михаэль, умевший предугадывать чужие реакции, продолжал молчать — и Линдер, не в силах выдержать тишину, пустился в подробные объяснения «профессиональных расхождений в общем подходе к делу» между ним и «столпами Института».

Снова бросив взгляд на часы, Линдер заметил, что пациенты не любят внезапных отмен приема: «Это их напрягает и беспокоит». Михаэль, немного смягчившись, ответил, что сожалеет, но иногда этого невозможно избежать.

— Раз уж так вышло, может быть, нам удастся установить поточнее, когда же исчез пистолет?

Однако Линдер стал уверять Михаэля, что точно может сказать одно: ночью накануне прихода гостей пистолет был в ящике и с тех пор он ящик не открывал. Он нарисовал Михаэлю схему квартиры и отметил спальню.

— Кто знал о том, что у вас есть пистолет? — спросил Михаэль и уже взял ручку — но ему пришлось положить ее на место, услышав в ответ:

— Легче сказать, кто не знал!