Роберт Гэлбрейт - Дурная кровь

Впрочем, в случае Крида половина допросного арсенала Страйка грозила остаться невостребованной. Во-первых, эта встреча была назначена исключительно по милости Крида: у него, как у пациента, испросили согласие. Во-вторых, Страйк не понимал, как нарисовать мрачную картину последствий молчания, коль скоро допрашиваемому и так предстояло провести остаток жизни в Бродмуре. Теперь вся сила Крида заключалось в его тайнах, и Страйк хорошо понимал: задача убедить его расстаться хотя бы с одной может оказаться не по зубам ныне живущим сыщикам. Избитые призывы к совести, к желанию стать лучше в своих и чужих глазах тоже не обещали успеха. Как показывала вся жизнь Крида, радовали его лишь две вещи – причинять боль и утверждать свою власть; вряд ли что-либо другое могло склонить его к признанию.

На первый взгляд пресловутая лечебница показалась Страйку крепостью на холме. Краснокирпичное сооружение с часовой башней было возведено в Викторианскую эпоху среди лесов и лугов, на самой высокой точке этой местности. Наружные стены поднимались на двадцать футов в высоту, и на подъезде к главным воротам Страйк увидел сотни взметнувших вверх циклопических глаз камер наружного наблюдения. Когда ворота открылись, Страйк ощутил прилив адреналина, и на миг перед ним возникли черно-белые изображения семи убитых женщин, а следом – встревоженное лицо Брайана Такера.

Регистрационный номер своего автомобиля он сообщил заранее. За первым кордоном из двойных ворот оказалось внутреннее проволочное ограждение высотой с наружную каменную стену. Когда створки ворот сомкнулись позади «БМВ», охранник с армейской выправкой, в черных брюках и белой рубашке открыл второй кордон и показал Страйку, где припарковаться. Перед тем как выйти из машины, Страйк, чтобы не терять времени при проходе через металлоискатели, сложил мобильный, ключи, ремень, сигареты, зажигалку и горсть мелочи в бардачок и запер на ключ.

– Мистер Страйк, правильно я понимаю? – с улыбкой обратился к нему все тот же охранник в белой рубашке, чей акцент выдавал в нем валлийца, а боксерский профиль говорил сам за себя. – Удостоверение личности с собой?

Страйк предъявил водительские права, и его провели в здание, где он оказался перед сканером, подобным тем, что устанавливают в аэропортах. Когда сканер пронзительно и недовольно запищал при обнаружении металлического протеза голени, это вызвало неизбежную, но добродушную реакцию, и Страйка попросили закатать брючину, под которой могло скрываться оружие. Страйка обхлопали с головы до ног, после чего разрешили ему присоединиться к доктору Ранбиру Биджрелу, ожидавшему по другую сторону сканера; психиатр оказался щуплым, бородатым человеком, чья желтая рубашка с открытым воротом ярким пятном выделялась на фоне уныло-серого кафельного пола и белых стен, а также вносила жизнерадостную ноту в затхлый воздух медицинского учреждения, пропахший карболкой, жареной едой и едва различимым духом человеческой неволи.

– Через двадцать минут Деннис будет готов к встрече, – сообщил доктор Биджрел, сопровождая Страйка по призрачно-пустому коридору мимо многочисленных распашных дверей. – Мы тщательно координируем все перемещения пациентов, а тут задача особой сложности. Необходимо убедиться, что у него не будет точек соприкосновения с теми пациентами, которые испытывают к нему крайнюю неприязнь. Репутация у него плохая. Мы с вами подождем у меня в кабинете.

Страйк был знаком с госпиталями и больницами, но ни разу не видел такого учреждения, где было бы настолько мало суеты и по коридорам не шаркали пациенты. Такая пустота слегка действовала на нервы. Теперь детектив и его провожатый шли мимо множества запертых дверей. Им навстречу попалась невысокая женщина в синем хирургическом халате. Она улыбнулась Страйку, и он ответил ей улыбкой.

– Я вижу, у вас женщины служат. – Страйк несколько удивился.

– Конечно, – ответил доктор Биджрел.

Страйк почему-то предполагал, что персонал здесь будет исключительно мужской, хотя он уже сталкивался с тем, что надзирателями в мужских тюрьмах могут быть женщины. Доктор Биджрел толчком открыл дверь в небольшой офис, некогда, по всей видимости, служивший лазаретом, с облупившейся краской стен и решетками на окнах.

– Присаживайтесь. – Доктор Биджрел махнул рукой на стул, придвинутый к его письменному столу, и со слегка натужной вежливостью поинтересовался: – Как добрались? Из Лондона ехали?

– Да, приятная дорога, – ответил Страйк.

Когда он устроился за письменным столом, доктор Биджрел перешел к делу:

– Итак, на беседу с Кридом вам дается сорок пять минут.

– Сорок пять минут, – повторил Страйк.

– Если Деннис надумает сознаться еще в одном убийстве, у него будет достаточно времени, – сказал доктор Биджрел, – но… я могу быть с вами откровенным, мистер Страйк?

– Разумеется.

– Если бы решение принимала медицинская бригада, закрепленная за Деннисом, мы вряд ли дали бы вам разрешение. Я понимаю: по мнению Минюста, семьи Бамборо и Такер должны получить последний шанс узнать что-либо от Денниса о судьбе своих родных, но… – доктор Биджрел со вздохом откинулся на спинку кресла, – он, видите ли, классический социопат, просто хрестоматийный. У него чрезвычайно развита темная триада: нарциссизм, макиавеллизм, психопатия. Изворотлив, жесток, бессовестен и в высшей степени эгоцентричен.

– То есть вы не большой его поклонник? – спросил Страйк, и врач позволил себе дежурную улыбку.

– Видите ли, проблема заключается в следующем: если он в беседе с вами признается еще в одном убийстве, все лавры достанутся вам. А с этим Деннис примириться не может, он не может допустить, чтобы кто-то одержал над ним верх. Естественно, без его согласия ваша встреча никогда бы не состоялась, и, как я считаю, согласился он только для того, чтобы потешить свое эго: любит он, когда у него что-то пытаются выяснить, особенно если это будет человек, чье имя не сходит с газетных страниц, и, думаю, он собирается вами манипулировать, добиваться при вашей помощи каких-то уступок. Он уже давно просит о переводе из Бродмура в обычную тюрьму.

– Мне казалось, он рвался сюда, нет?

– Одно время рвался, – ответил Биджрел. – Как вам, по всей видимости, известно, в пенитенциарной системе те лица, которые осуждены за громкие преступления на сексуальной почве, постоянно рискуют стать жертвами насилия. Вероятно, вы читали в газетах, что один заключенный едва не выколол себе глаз остро заточенной ложкой. В начале своего срока Деннис ходатайствовал о переводе в Бродмур, но оснований для его госпитализации тогда не было. Психопатия как таковая неизлечима.

– Что же изменилось?