Татьяна Алюшина - Актриса на главную роль [litres]

Ну да пусть себе, решила Глаша.

Она устроилась поудобней, так чтобы держать в поле зрения и Грановского, и Лену, привычно положила перед собой на столешницу тетрадь и смартфон поверх нее, словно демонстрируя, что настроена на долгий, продуктивный и обстоятельный рабочий диалог.

– Я попросила Тихона Анатольевича провести встречу втроем, чтобы не придавать нашей беседе лишней публичности, – почти официальным тоном начала Глаша.

– К чему эта секретная деликатность? Эта неуместная загадочность? – произнес Грановский недовольным тоном. – Можно было все решить днем, когда мы разговаривали.

– Я объясню, – уверила его Глаша. – И начну, пожалуй, с главного. – Она посмотрела на Земцову и объявила: – Я приняла решение, Елена. Вы не будете участвовать в моей постановке и в спектакле ни в первом, ни во втором составе.

– Что такое? – опешил Грановский, уставившись на Глашу. – Что происходит?

– Почему? – чуть прищурившись, смотрела в упор на режиссера Земцова. – Вы же сами говорили, что я прекрасно справляюсь с ролью! К тому же абсолютно всем понятно, что постановка с моим участием зазвучала по-настоящему сильно.

– Так и есть, – подтвердила Глаша, – вне всякого сомнения, вы великолепная актриса. Я бы сказала – уникальная. Яркий талант, мощное артистическое нутро, фактура. Такие артисты, как вы, большая редкость, и со временем из вас получилась бы выдающаяся актриса, не уступающая звездам мировой величины, я нисколько в этом не сомневаюсь.

– Так в чем тогда дело, Глафира Артемовна?! – нетерпеливо сказал Грановский.

– Дело в том, Тихон Анатольевич, – обратилась Глафира к нему, продолжая смотреть на Земцову, – что Лена и есть тот человек, который руками Кати Мельниченко устранил Элеонору Аркадьевну и Наталью Гордееву.

– Бред, – саркастически усмехнулась Земцова.

– Что-о-о?! – одновременно с ней возмущенно пророкотал Грановский.

– Давайте я объясню все по порядку, – перевела взгляд на совершенно и окончательно оторопевшего худрука Глафира. – И начну, пожалуй, издалека. С детства Елены. Вы ведь родились в самом неблагополучном, криминальном районе нашего города, именуемом Слободкой?

– Думаю, вас не касаются факты моей биографии, – холодно отрезала Земцова.

– Касаются. Еще как касаются, – уверила ее Глаша.

– Глафира, в самом деле, – возмутился Грановский, справившись с первым шоком и позабыв даже про официальное «выканье» и соблюдение условностей. – При чем тут место рождение Лены? Что за цирк ты устраиваешь? Что за нелепые обвинения?

– Так! – вдруг резко произнесла Глаша. – Давайте вы сначала выслушаете меня, Тихон Анатольевич, не прерывая восклицаниями и вопросами. А я все подробно объясню. – Развернулась к Лене и продолжила как ни в чем не бывало: – Итак. Слободка. И вдруг в этом отстойнике человеческих трагедий и загубленных возможностей рождается совершенно уникальная девочка с необычной внешностью, врожденным талантом к актерскому ремеслу и полным отсутствием нравственных рамок и моральных ограничений. Самым горячим желанием которой было только одно: любыми путями вырваться из социальных низов и пробиться, что называется, в люди. И не просто пробиться, а стать известной, богатой, крутой. И если прочие девочки, горевшие такой же мечтой, в тысячах таких же Слободок страны, вырывались из своих депрессионных поселков и городских районов посредством колоссального труда, воли, через учебу и преодоление всех трудностей, то для Лены такой путь был неприемлем. Уже в десять лет она четко знала цену всему в этой жизни и зарабатывала весьма неплохие деньги, работая на местных наркодилеров, торгуя наркотиками в школе, где училась. А еще, пользуясь своим необыкновенным актерским талантом, обирала лохов на железнодорожной станции. В общем, имела постоянные заработки криминального происхождения. Но она не просто так зарабатывала – она копила на новую жизнь. Которую и начала, резонно рассудив, что проще и дешевле поступать здесь, чем покорять Москву или Питер, и, с большим трудом окончив школу, с первого же раза поступила в театральный вуз, куда ее взяли исключительно за необыкновенный талант, поскольку по общеобразовательным предметам у Лены был полный провал. И вот во время учебы на курсе, наверное, третьем она встречает вас, Тихон Анатольевич. Я правильно понимаю? – Глафира посмотрела на подавленного и притихшего Грановского. – Вы ведь раньше давали уроки мастерства студентам нашего театрального?

– Да, – кашлянул тот, справляясь с нервами, и повел плечами, словно освобождаясь от неприятного груза. – Чего уж теперь утаивать, раз ты все знаешь. Я действительно давал несколько уроков студентам третьего курса и сразу обратил внимание на необыкновенную девочку. Необразованная, косноязычная, говорила просто ужасно на каком-то диком уркаганском сленге, но талант врожденный, органика потрясающая, ей и учиться не требовалось, а внешность… Ну что говорить, – покаянно развел он руками, – не устоял перед молодостью и красотой. К тому же девушка сама проявила по отношению ко мне большой женский интерес и сразу призналась, что я ей глубоко симпатичен как мужчина. Ты же не станешь этого отрицать, Лена? – Он посмотрел на Земцову.

– Не стану, – снисходительно усмехнулась Лена. Она вообще выглядела абсолютно расслабленной, всем своим видом демонстрируя, что ее мало трогают эти разговоры и нелепые обвинения. – Не вижу в этом ничего особенного. Да, случился у нас роман, ну и что?

– Да, собственно, ничего, – поддержала ее Глафира, – кроме, разумеется, чистого расчета, что с помощью художественного руководителя краевого театра выбраться наверх куда проще и быстрей, чем пробиваться самой. Обычная практика. Которая, кстати, себя оправдала. Тихон Анатольевич всячески помогал вам, продвигал и даже обеспечивал, взяв на содержание, а вы, будучи девушкой хитрой и расчетливой, не требовали от него немедленного развода и женитьбы на вас, держа в уме со-о-овсем другие, куда как более грандиозные планы. Но этот роман и покровительство самого Грановского дали вам возможность спокойно доучиться и ощутить себя пусть не королевой, но исключительной как минимум. Каждый человек чувствует себя центром мироздания, ибо чувствует и осознает реально только себя самого. И огромное количество людей искренне верит в свою исключительность. Чем страдает и наша Лена. Ей почти невозможно оторвать взгляд от себя в зеркале, уж так она себе нравится, любуется, наглядеться не может. И очень хорошо знает себе цену. Я однажды была невольным свидетелем этого самолюбования, когда она приходила ко мне в кабинет показать образцы костюмов. Но она очень старалась этого не демонстрировать на людях. Умная девушка.