Татьяна Алюшина - Актриса на главную роль [litres]

В их семье баню любили до самозабвения, соблюдая ритуалы и правила, парились неспешно, в удовольствие, затяжно, вдумчиво, с несколькими подходами, с посиделками после парной, запивая в предбаннике за большим столом это дело травяными настоями, чаем и взваром, который варила по особому рецепту Кира Пална.

Трофим с Глашей отправились в баню последними, уж после того, как все домашние насладились банным удовольствием и парилка набрала самого лучшего, выдержанного, влажноватого пару. И Разведов охаживал голенькую Глашку веничками с виртуозным навыком, выдававшим в нем тонкого ценителя и знатока, преданно любившего банное дело. Глаша погрузилась в то прекрасное состояние, когда казалось, что все ее косточки расплавились, став даже не гибкими хрящами, а каким-то желе.

Когда они все-таки выбрались из бани и вернулись в дом, то обнаружили, что там уже зажгли камин (для теплоты и особого уюта), накрыли ужин за большим гостевым столом, вывели на экран плазмы «прямой эфир» с выздоравливающими Андреем и Ольгой.

И получилось такое большое семейное единение, пусть и условное пока, но все-таки, вроде как за одним столом собрались все вместе. Хохотали, когда дети принимались рассказывать о своих делах и играх с Мишкой, подшучивали над показательно мучавшимся от появления пса в его жизни Андреем. Рассказывали о делах, обсуждали скорую выписку и возвращение домой ребят.

Поиграли все вместе в настольную игру, а когда малышня начала клевать носом, отвели их спать, и Глафира с Трофимом почитали детям на ночь книжки. Ну как почитали – начали, можно сказать, читать, считай заголовки пробежали, когда разморенные баней, веселым ужином и громкой, активной игрой детки заснули.

А Глаша с Трофимом, пожелав спокойной ночи смотревшим в гостиной какой-то сериальчик Роману Матвеевичу с Кирой Палной, удалились в спальную Глафиры, не вызвав ни у кого удивления.

Будильник они предусмотрительно завели на сорок минут раньше необходимого времени, которые и провели с большой пользой, прежде чем дети, на сей раз все трое, завалились поутру к ним в постель, устроив куча-мала, бой подушками и хохот с визгами на весь дом.

Начался новый день. Их осталось восемь до премьеры.

Глаша ехала в город и улыбалась. Кажется, это становится ее новой привычкой – улыбаться по утрам всю дорогу от поселка в город, вспоминая проведенную совместную ночь с Трофимом и шебутное радостное утро с детьми.

Беззастенчиво нарушая воспоминания и остужая тепло в груди Глафиры, затренькал вызовом смартфон. Глаша посмотрела на определившийся номер на экране и поспешила ответить. Обменялись приветствиями, и собеседник начал излагать информацию, которую ему удалось узнать.

Глафира свернула на обочину и остановилась.

– Спасибо, Николай Константинович, – сердечно поблагодарила она, когда мужчина закончил рассказ, и спросила: – На премьеру прилетите?

– К сожалению, не получится, – расстроенно признался тот. – Я бы очень хотел, но увы. Но ты же в Москве еще поставишь что-нибудь?

– Это как повезет.

– Повезет, еще как повезет, уверен, – оптимистично заявил он. – Вот тогда приду обязательно. А пока все. Если что-то еще потребуется – обращайся.

– Благодарю вас, Николай Константинович, вы мне очень помогли.

Тепло попрощались, искренне пожелав друг другу удачи.

«Да, удача – это хорошо», – рассеянно подумала Глафира. Очень бы ей сейчас она не помешала. Откинув голову на подголовник, она смотрела вперед на дорогу, на проезжающие мимо машины и напряженно размышляла, мысленно гоняя так и эдак полученную информацию.

И в какой-то момент вся цепочка ее рассуждений, сопоставлений деталей, умозаключений, промежуточных выводов и размышлений сложилась в полную, законченную картину, расставляя все по своим местам, ну, может, кроме каких-то незначительных мелочей.

– Ладно, – подбодрила себя Глафира, набрала номер своей помощницы и, когда та ответила, распорядилась:

– Верочка, я сейчас скину вам задание для актеров по сценам, которые надо прогнать, и мои замечания к ним. Поработайте до обеда без меня, а я подъеду ко второй части репетиции.

Выслушала бодрое обещание с заверением все сделать наилучшим образом и, отключив телефон, завела мотор, вырулила на дорогу и поехала вперед. Ей надо многое успеть до того, как попасть в театр.

Земцова подошла к ней в конце дня, после репетиции.

– Глафира Артемовна, вам нравится, как я работаю?

– Да, Лена, – покивала со значением Глафира, – вы сильная актриса, хорошо чувствуете роль и погружаетесь в материал.

– Так вы меня утвердили на главную роль? – улыбнулась та похвале.

– Пока нет, – не порадовала ее Глафира. – Я еще думаю.

– Но у вас нет другой героини, – резко напряглась Леночка.

– В том-то и дело, что есть одна интересная мысль, кандидатура… – задумчиво проговорила Глафира, погрузившись в свои размышления, на пару-тройку секунд позабыв о присутствии артистки. – Ладно, Лена, – рассеянно посмотрела она на Земцову. – Пока работаем, мне нравится ваша игра. Время есть, я еще подумаю. – И выдохнув, отгоняя мысли, улыбнулась девушке: – Давайте до завтра. Репетиция, как обычно, в одиннадцать.

Глафира не могла заснуть. Уже давно тепло, уютно посапывал рядом, обнимая ее во сне, обессиленный их страстными ласками и фантастическим оргазмом Трофим, и глубокая, бархатная ночь, подсеребренная серпом луны, накрыла поселок. Давно затихли самые неугомонные собаки в поселке, и воцарилась почти первозданная тишина, казалось, не потревоженная ничем.

А Глаше не давали уснуть мысли в голове, переживания. Она и поуговаривала себя, и посчитала самолетики вместо овец, и пыталась дышать в одном ритме с Разведовым – ничего не помогало! Оно и понятно – семь дней до премьеры.

Семь. И каких дней. Таких, в которые надо вместить и мобилизовать очень многое – волю, талант и силу духа. Словно подготовка к бою, решающему ход всей военной операции. Что-то ее образное мышление куда-то занесло совсем не в ту степь: какие-то воины-сражения, подивилась Глаша. Хотя… одно серьезное сражение ей еще предстоит.

Глубоко вдохнув, задержав дыхание и тягостно выдохнув, стараясь не разбудить Трофима, Глафира медленно и осторожно начала выбираться из кольца его рук.

– Тихо, тихо, тихо… – прошептала она, когда, пробормотав что-то невразумительное во сне, потревоженный ее движением Разведов перевернулся на другой бок.

Оберегая его сон, с той же медлительной осторожностью она выбралась из постели, накинула на себя пеньюарчик и выскользнула за дверь.

В такие вот бессонные ночи, когда неспокойная энергия мыслей перед каким-нибудь важным делом или принятием знакового решения не давала уснуть, Глафира пробиралась в кухню, не зажигая света, пила кипяток мелкими глоточками и замирала у окна, глядя в ночь, если была в своей московской квартире. Здесь же, дома, выходила на террасу или вовсе спускалась на участок, шла к скамейке у перголы и сидела, стараясь расслабиться и успокоить разум…