Ю Несбё - Королевство

Я прошел в нишу, где оборудовал спальню, и достал из шкафа рубашку. Потом в контору – самая мелкая комната, и нагреется она быстрее, – включил обогреватель на полную. Посмотрел на часы. Она может в любую минуту приехать. Теперь мое сердце молотило, как поршень, не из-за старого прыщавого мужика с заправки. Бух, бух. Посмотревшись в зеркало, я пригладил волосы. Во рту пересохло. Как будто опять практический экзамен сдаю. Я поправил номерной знак Басутоленда: когда во время холодов стены проседали, его частенько перекашивало, впрочем и летом тоже, только в другую сторону.

Я потянулся, так что стул заскрипел, когда в стекло вдруг постучали.

Я уставился во тьму. Сначала увидел собственное отражение, а потом ее лицо. Оно оказалось внутри моего, как будто мы один человек.

Я встал и пошел к двери.

– Брр! – Она юркнула внутрь. – Холодно! Хорошо хоть моржевание меня постепенно закаливает.

– Моржевание, – неразборчиво повторил я срывающимся голосом, заглатывая воздух. Я выпрямился, руки торчали в неестественном положении, как у пугала.

– Да, представляешь! Моржует Рита Виллумсен, и она уговорила меня и еще нескольких женщин к ней присоединиться, занятия три дня в неделю, но сейчас с ней осталась только я. Она проделывает во льду прорубь – плюх, и мы туда прыгаем. – Она говорила быстро, задыхаясь, а я радовался, что слегка волнуюсь не только я один.

И вот она замолчала и посмотрела на меня. Она сменила простое, элегантное архитекторское пальто на пуховик, тоже черный, как и надвинутая на уши шапка. Но это она. Это и правда Шеннон. Эта женщина была моей конкретно в физическом смысле, однако сегодня она словно вышла из сна. Из сна, который с третьего сентября мне постоянно снился. И вот она: глаза сияют от радости, смеются губы – с того дня я сто десять раз поцеловал их перед сном.

– Я «кадиллак» не услышал, – сказал я. – Да, и я очень рад тебя видеть.

Она запрокинула голову и засмеялась. И от этого смеха во мне что-то отпустило, как здоровенный сугроб, сильно разросшийся, но в первую же оттепель развалившийся.

– Я припарковалась под фонарем перед заправкой, – сказала Шеннон.

– И я тебя по-прежнему люблю, – сказал я.

Она открыла было рот, собираясь что-то сказать, но снова закрыла. Я видел, как она сглотнула, глаза заблестели – я и не сообразил, что это слезы, пока одна слезинка не выползла на щеку и не потекла вниз.

А потом мы бросились друг к другу.

Когда через два часа мы вернулись на ферму, Карл храпел в отцовском кресле.

Я сказал, что пойду спать: поднимаясь по лестнице, я слышал, как Шеннон будит Карла.

Первая больше чем за год ночь, когда Шеннон мне не снилась.

Вместо этого мне снилось, что я падаю.

Сочельник втроем.

Я дрых до двенадцати: всю последнюю неделю работал как лошадь, и мне надо было отоспаться. Спустился, поздравил их с Рождеством, сварил кофе и почитал старые рождественские выпуски журналов, рассказал Шеннон о норвежских рождественских традициях, помог Карлу сделать пюре из брюквы. Карл и Шеннон не обменялись и парой слов. Я почистил снег, хотя, судя по всему, на землю за пару дней ничего не нападало, сделал новый рождественский сноп, сварил кашу и оставил в амбаре, недолго поколотил по мешку с песком. Во дворе надел лыжи. Первые метры прошел по широкой колее – от летних шин. Влез на придорожный сугроб и проложил себе лыжню в направлении стройплощадки.

При виде стройки на горе я почему-то вдруг вспомнил о полете на Луну. Пустота, тишина и ощущение чего-то рукотворного, чему здесь не место. Здоровые, уже готовые деревянные модули, о которых рассказывал Карл, временно закрепили на фундаменте стальными тросами, – по словам инженеров, они даже порывы ураганного ветра выдержат. В бараках для рабочих света не было – все на праздники разъехались. Стемнело.

На обратном пути я услышал знакомый протяжный грустный звук, но не увидел ни одной птицы.

Не знаю, сколько мы просидели за столом, – точно не больше часа, а по ощущениям как будто все четыре. Бараньи ребрышки удались на славу, – по крайней мере, Карл их нахваливал, Шеннон смотрела в тарелку, улыбалась и благодарила – вроде бы вежливо. Рядом с Карлом стояла бутылка аквавита, и он постоянно подливал мне, значит уровень жидкости в моей рюмке тоже падал. Карл рассказывал о большом параде Санта-Клаусов в Торонто, где они с Шеннон впервые встретились, – их собрали общие друзья, они подготовили и украсили сани, в которых они катались. Стоял мороз минус двадцать пять градусов, и Карл предложил погреть ей руки под овечьей шкурой.

– Она дрожала как осиновый лист, но отказалась, – посмеивался Карл.

– Я же тебя не знала, – ответила Шеннон. – И ты был в маске.

– В маске рождественского гномика, – пояснил Карл, обращаясь ко мне. – На кого тогда полагаться, если ты и гномику не доверяешь?

– Ну ладно, сейчас-то ты маску снял, – сказала Шеннон.

После ужина я помог Шеннон убрать все со стола. На кухне она ополаскивала тарелки горячей водой, а я провел рукой по ее талии.

– Не надо, – тихо попросила она.

– Шеннон…

– Не надо! – Она обернулась. В глазах у нее стояли слезы.

– У нас не получится притвориться, будто ничего не было, – сказал я.

– Мы обязаны.

– Почему?

– Ты не понимаешь. Поверь, так надо. Делай, что я говорю.

– То есть?

– Притворись, что ничего не было. Господи, да это же ерунда. Это… это просто…

– Нет, – возразил я. – Это все. Я знаю. И ты знаешь.

– Пожалуйста, Рой. Прошу тебя.

– Ладно, – согласился я. – А чего ты боишься? Что он опять тебя ударит? Если он тебя тронет…

Она издала непонятный звук – полусмешок-полувсхлипывание.

– Опасность, Рой, грозит не мне.

– Мне? Боишься, Карл меня взгреет? – Я заулыбался. Заулыбался против своей воли.

– Не взгреет, – сказала она. Она скрестила руки на груди, как будто мерзла, – ну конечно, снаружи температура упала так, что стены скрипели.

– Подарки! – крикнул из гостиной Карл. – Кто-то, черт побери, оставил подарки под нашей елкой!

Шеннон, сославшись на головную боль, рано легла спать. Карлу захотелось курить, и он настоял на том, чтобы мы потеплее оделись и посидели в зимнем саду, хотя столбик термометра упал ниже отметки в пятнадцать градусов.

Карл вытащил из кармана куртки две сигары. Протянул одну мне. Я замотал головой и взял коробку снюса.

– Давай, – уговаривал Карл. – Знаешь что, нам с тобой еще победные сигары курить – надо потренироваться.

– Оптимизм вернулся?

– Я же законченный оптимист.

– Когда мы в прошлый раз разговаривали, была парочка проблем, – заметил я.

– Серьезно?

– Финансовый поток. И Дан Кране все вынюхивал.

– Проблемы существуют для того, чтобы их решать, – сказал Карл, из его рта вырвался пар, смешанный с сигарным дымом.