Татьяна Степанова - Циклоп и нимфа

– Осторожнее, он тебя одним ударом… рукой… не подходи к нему! – крикнул Мамонтов.

Но Катя не послушалась дельного совета. Она была уже возле Дроздова – заглядывала ему в лицо.

– Что? Что с вами?

– Ноги… я их не чувствую… совсем… спина…

– Он же себе позвоночник опять сломал! – Мамонтов подошел к Дроздову.

Тот смотрел на них – снизу вверх. Беспомощный. Раздавленный. Наполовину обездвиженный.

– Надо срочно в больницу, – Катя опустилась рядом с ним на колени. – Встать сами не можете? Нет? А если на мое плечо опереться?

Он оторвал одну руку от пола и положил ей на плечо. Тяжела десница… Еще минуту назад эта рука несла гибель, а сейчас…

Катя старалась об этом не думать. Но и забыть нельзя. Разве такое забудешь?

– Мы отвезем вас в больницу, – повторила она. – Мы… Клавдий, сделайте же что-нибудь!

А Мамонтов сам стоял перед ней со сломанной рукой. И тоже весь белый от боли.

– Сядете за руль вы, – сказал он. – Подгоните машину к дверям.

Он ногой вышиб многострадальную стеклянную дверь спортзала, расчищая путь на улицу.

Катя выбежала и… увидела Галу. Та стояла возле клумбы. Ждала. Она ждала, когда Циклоп покончит с ними!

– Иди сюда, мерзавка! – загремел Мамонтов за Катиным плечом. – Поможешь нам поднять его и положить в машину. Он себе спину сломал!

Гала не двинулась с места. Ее лицо…

Но некогда было все это сейчас оценивать, вынося свой вердикт. Катя ринулась к внедорожнику Мамонтова. Села за руль, подъехала почти вплотную к дверям спортзала, чуть не врезалась в них с перепугу!

– Помоги нам его вынести! – крикнула она Гале.

Но та застыла как соляной столб в пустыне.

Вдвоем они пытались его поднять. Мамонтов одной правой рукой, Катя двумя – да что толку?

При травмах позвоночника надо перемещать травмированного на чем-то твердом – это правило, не ворочать, не тормошить. Но у них не было ничего под рукой. И он сам старался подняться. Катя чувствовала – еще минута, и она надорвется. Килограммов девяносто было в Дроздове – не меньше.

И все же они кое-как вытащили его. Положили на заднее сиденье. Мамонтов забрал у него «кольт»-травматик.

У Дроздова был болевой шок. Он так закусил губу, что по подбородку его текла кровь. Но он не издал ни стона, ни крика.

– Сядь с ним, положи его голову себе на колени, будь с ним сейчас, ты ему нужна, – Катя в последний раз обратилась к Гале. – Он же ради тебя все это. Даже убийство… даже смерть… Что же ты, Гала?!

Гала медленно подошла к машине. Смотрела на Дроздова – искалеченного, беспомощного. Тот глянул на нее и опустил взор. Ничего не попросил. Ничего ей не сказал.

Она повернулась к нему спиной. Зашагала прочь.

Клавдий Мамонтов догнал ее. Со всего размаха отвесил пощечину – как выстрел.

– Дерьмо, – прошипел и повторил громко по-французски: – MERDE!!

10 февраля 1861 г. 7 часов

Пожарный сарай

«Ингерманландского корнета» сотрясал дикий кашель, который лишь усилился во время, что они провели с ним в Пожарном сарае, куда добрели по снегу. Пока ждали поднятого с постели коллежского секретаря из Присутственного места, чтобы тот официально задокументировал допрос, пока допрашивали, задавали вопросы. Пока солдаты пожарной команды переносили тело конюха Кузьмы в мертвецкую, пока Пушкин-младший осматривал его там. Пока корнета… ее, Аликс, обыскивали солдаты.

Оружия при ней не нашли. Нож откопали при свете фонарей в сугробе, где она его бросила. За обшлагом рукава доломана обнаружили маленькую бутылочку темного стекла.

– Это мое лекарство, микстура от кашля, – пояснила Аликс хрипло.

Пушкин-младший вернул ей микстуру. Она вытащила пробку и отпила пару глотков. Аликс сотряс новый приступ кашля. Ее била дрожь, она совсем замерзла в своем гусарском мундире. Клавдий Мамонтов видел – она больна. На щеках ее пятна румянца, на лице засохшая кровь. У девушки явно жар. Он снял с себя шубу и набросил ей на плечи.

– Спасибо, – Аликс благодарно глянула на него.

– Я сожалею.

– О чем?

– Что все так случилось. Мы подозревали вас. Но я старался гнать эти мысли прочь. Я думал, это Дроздовский.

– Как он, наш дуэлянт? – Аликс выпрямилась. – Кстати, как его рука?

Усмешка появилась на ее разбитых губах, и она снова лихим мальчишеским жестом хлебнула из бутылочки микстуру. Пушкин-младший смотрел на нее, и вдруг…

– Так это тоже были вы?!

Клавдий Мамонтов сначала ничего не понял – о чем он? Что с ним? Отчего у него такое лицо сейчас?

– Дуэль! Так это были вы? – снова воскликнул Пушкин-младший, словно его осенило свыше. Он смотрел на Аликс так, словно видел ее впервые. – Тот незнакомец, которого мы… Но как же это… это невозможно! Это не по правилам. Как вы решились? Как осмелились?!

– Мсье Дроздовский недалекого ума, – ответила Аликс презрительно. – И он был ослеплен ею… но и он в конце концов начал прозревать. Когда мы репетировали ту пьесу про циклопа и нимфу в Москве. Я видела – он наблюдает за Макаром. Если бы он только догадался, что Макар и Меланья – любовники, он бы застрелил его. Просто застрелил бы, и все – как раба, как дворового холопа. Я решила, что такому не бывать, я хотела спасти его и отвлечь Дроздовского – пусть думает, что у Меланьи другой поклонник, который готов стреляться из-за нее на дуэли.

– Значит, вот когда вы стали гусарским корнетом, но вы же сказали…

– Не корнетом, лицеистом Пажеского корпуса, маленьким хлыщом с моноклем, – Аликс снова усмехнулась. – Я переоделась в мужское платье, благо у актеров можно кое-что приличное найти в гардеробе. Изменила с помощью грима внешность. Стричь волосы не потребовалось тогда. Я убрала их под цилиндр. Я грассировала, когда говорила, я кривлялась. Встретила поручика Дроздовского вечером у офицерского клуба. Он меня не узнал, хотя мы часто встречались у Меланьи. Я его оскорбила, унизила его мужское достоинство. Сказала, чтобы он не смел на Меланью даже смотреть. Хоть все это и было без свидетелей, он сразу потребовал от меня сатисфакции. Сказал, что я мальчишка, щенок, и он убьет меня. Мы стрелялись в ту же ночь на Яузе. У меня не было ни секунданта, ни пистолетов дуэльных. Я сказала, что в Москве у меня нет знакомых. А пистолетам Дроздовского я вполне доверяю, полагаюсь на его порядочность. Мы стрелялись на шести шагах.

Клавдий Мамонтов смотрел в ее опаленное жаром простуды, распухшее от побоев лицо. Она снова глотнула из бутылочки микстуру, запивая свой страшный кашель.

– Он прострелил мне цилиндр. К счастью, тот не свалился с моей головы. А я попала ему в руку. У нас оставалось еще по выстрелу. И, возможно, я даже убила бы его… как знать, но этот дурак вдруг рухнул в снег – от боли он потерял сознание и упал в обморок. Настоящий обморок, не тот, что я показала вам в прошлый наш раз.