Татьяна Степанова - Циклоп и нимфа

Врач позвал коллег в кабинет смотреть рентгеновские снимки.

– Вызови полицию, – сказал Дроздов Мамонтову. – Вызови сейчас сюда. Я должен дать показания им. Пока… еще могу.

Катя набрала на мобильном номер майора Скворцова, но сама она не могла с ним говорить, протянула телефон Мамонтову (к счастью, мобильный не разбился, когда она бросала его на пол по приказу того, кого сейчас так хотела спасти).

Мамонтов забрал телефон здоровой рукой, отошел, разговаривая, сообщая.

– Не принято просто так прощать… да? – Дроздов смотрел на Катю. – Я прошу не о прощении.

– Сейчас это уже не важно, Иван Аркадьевич.

– Верните мне «кольт»-травматик. После того как я дам показания, принесите мне его… пожалуйста.

– Нет, – это сказал вернувшийся Клавдий Мамонтов.

– Один патрон, там резиновая пуля. Застрелиться можно, если с умом.

– Нет.

– Попросите вашего напарника вернуть, – Дроздов смотрел на Катю. – Он вам не откажет, потому что… вы сами знаете почему… А вы у меня в долгу… прояви милосердие… пожалуйста… я хочу все закончить сам.

– Иван Аркадьевич, я не могу! Нет! И потом, мало ли что врач сказал… это маленькая больница, вас в госпиталь перевезут. – Катя лепетала бог знает что, чувствуя, что плачет и не может удержаться. – Вам снова операцию сделают и… А я не могу!

Дроздов с усилием оторвал руку от каталки, пальцы дрожали, и он сжал кулак, поднес к Катиному лицу…

Кулак железный, прошибающий насквозь стену в три кирпича, один удар такого кулака, и ваша голова как…

Он стер кулаком слезы с мокрой Катиной щеки.

– Ладно. Нет так нет. А я думал… никто уже обо мне не заплачет.

Врачи вышли из кабинета и сами повезли каталку с Дроздовым в хирургию. Клавдия Мамонтова пригласили на рентген, а затем сразу к травматологу накладывать гипс.

Катя сидела на банкетке в коридоре. Сжимала в руках черный пиджак Мамонтова и толстовку Дроздова. Вещи, столь подходящие для траура.

Она ощущала внутри себя гулкую звенящую пустоту.

Ничего, кроме этой безграничной пустоты. Думала о том, что все чаще все эти расследования оборачиваются слезами и хватит ли у нее сил…

А потом в больницу приехала полиция.

Клавдия Мамонтова заковали в гипс, а майора Скворцова из гипса расковали – словно один передал другому эстафету. Катя провела в Бронницах еще два дня, однако в дом на озере они с Мамонтовым больше не ездили – там работали следователи, снова группа экспертов-токсикологов.

Перед отъездом в кабинете Скворцова, где они сидели, состоялся следующий разговор.

– Дело об отравлении закончено, однако до суда в полном своем объеме оно не дойдет, – объявил майор Скворцов. – Он… Дроздов дал показания, признание, явку с повинной – то есть все взял на себя. Сказал, что это он дважды дал яд арсенит натрия Псалтырникову из личных неприязненных отношений. И больше он уже ничего не скажет. Его дела совсем плохи. Его перевезли в Склифософского. Насчет операций никто ничего не говорит. Врачи молчат. Его почти полностью парализовало. Потеря речи… В отношении его как обвиняемого дело будет прекращено. А девица, ради которой он все это сделал, усвоила урок. Гала на допросе у следователя показала, что вообще ничего не знает. Каких-либо доказательств прямых против нее нет вообще. Остаются лишь ваши показания. Ваши слова против признания Дроздова. И… Катя, ваши показания весьма неоднозначны. Путаные какие-то. Отличаются от показаний Клавдия.

– Я ударилась головой о тренажер, – ответила Катя. – Я плохо помню происшедшее.

– Она считает, что у Дроздова в долгу, – Клавдий Мамонтов глянул на Скворцова. – За спасение от отравления. Хочет так расплатиться – потому что его последнее желание было, чтобы эта мерзавка Гала вышла сухой из воды. Но лично я ей этого не позволю. Надо – до Генеральной прокуратуры дойду и буду орать на всех углах, что она тоже убийца. А насчет вашего долга Циклопу, Катя, – все долги обнулились, когда он вознамерился нас убить.

– Не убил же.

Гордый сумрачный дух, закованный как в темницу в некогда могучее тело…

Майор Скворцов встал и отошел к окну.

– Я никакой не судья. Я полицейский. Работаю с тем, что есть. Я все это время думал, что мы имеем дело с расчетливым хладнокровным убийцей, имевшим план. А что на самом деле? Не один отравитель, а трое. И плана никакого. Все действовали спонтанно, под влиянием момента, под влиянием страстей, эмоций. Меланья случайно нашла чертову поганку, внушила себе, что действует из любви к мужу. Гала впала в ярость, боясь потерять собственность. Дроздов сделал все, чтобы ее защитить. Пошел на крайности тоже из-за любви. И оглядываясь сейчас на все это, я… я, полицейский, не рад ни раскрытию, ни грядущему суду. По мне – лучше вообще бы всего этого не было. Дроздов рискнул головой, пожертвовал собой. Ну, казните его за это. А девчонка выпутается и уедет в Париж, и будет жить как ни в чем не бывало, владея квартирой на Елисейских Полях. И через пару недель о нем забудет.

– Я Макару о ней расскажу, – пообещал мрачно Клавдий Мамонтов. – У нас с ним немало тем для обсуждения накопилось. И эта тема тоже всплывет.

– Но убийство есть убийство. Человек погиб. В суде же за все это ответит только она, – майор Скворцов смотрел в окно на осень солнечную, золотую осень, – Меланья. И я, если честно… что-то тоже не могу ликовать по поводу этого, друзья мои.

Он тепло попрощался с Катей, глянул на Мамонтова и провожать ее до машины не пошел, остался в кабинете.

Катя и Мамонтов шли к машине на стоянку возле отдела полиции. Остановились.

– Хочу, чтобы рука ваша быстрее зажила, Клавдий.

– Срастется. А еще что вы хотите, Катя?

Она молчала.

– А я все хотел в эти дни поговорить с вами об одном деле. Важном. Но нам вечно что-то мешало – то грозные отравители, то влюбленные идиоты.

– И пылкие ювелирши.

– Вот именно. Я так понял, что разговор наш откладывается и сейчас.

– Да, так будет лучше.

– Ясно. Вы великий мастер подвешенных состояний, – Клавдий усмехнулся. – Чтобы каждый трепыхался на своем крючке, увязая все глубже. И чтоб нас было сразу много. Потому что есть из кого выбирать. Да? А это значит, что вы намерены выбирать сама.

– Клавдий, я…

– В результате – жесткая конкуренция между трепыхающимися, чье спасение и счастье – дело рук самих трепыхающихся. Вплоть до дуэли, – он снова усмехнулся. – Они случались в нашем роду. Отсюда делаю вывод – надо завязывать с этим городишкой. Здесь ничего не высидишь, только все потеряешь. Надо возвращаться в Москву. Переводиться.

– Вы хотите перевестись в Главк?

– Попытаюсь. И мы с вами еще поработаем напарниками. Это уж я вам обещаю железно.