Елена Басманова - Тайные пороки

— Что я был на поминках….

— Ха-ха-ха… Очень остроумно, очень! Тогда я был на кладбище!

— Но там и Милюков был!

— Ходил в народ?

— Да, и с ним был сам Коцюбинский.

— Не верю. Впрочем, завтра в Думе узнаю. И газеты, верно, напишут. Но вы — выдумщик! Забавно! Ну ладно, друг мой, я вас благословляю на дальнейшие подвиги во славу богини любви Венеры!

— Спасибо, господин Либид, — растерянно проговорил Самсон, заметивший, что спутница Эдмунда Федоровича выразительно ему подмигнула.

— Я как профессиональный юрист, — продолжил, смеясь, господин Либид, — знаю, что всякая ложь нуждается в крепких доказательствах. В неопровержимых фактах, в вещественных свидетельствах.

— Да, Ольга Леонардовна, не поверит мне без доказательств, — согласился Самсон, стараясь больше не встречаться взглядом с дамой в мехах.

— А я вам такое доказательство дам, — сказал господин Либид, залезая левой рукой во внутренний карман пальто. — Передайте Олюшке вот эту игрушку. Другой такой нет. И будете помилованы, обещаю вам… Ха-ха-ха… В пятницу приду! Ну прощайте. Трогай!

Кучер дернул вожжи, и сани понеслись по пустынным улицам ночного Петербурга. Самсон Шалопаев с любопытством рассматривал маленькую плеточку, которой любила поигрывать обворожительная госпожа Май: короткая плетка-треххвостка, три металлические шарика на концах, рукоять с блестящими камешками. Рассматривая украшения, стажер журнала «Флирт» принялся вертеть плеточку, ковырнул пару раз голубой камешек на конце рукояти. Он поддался. Самсон крутанул камешек еще раз, он снова поддался. Отвинтив пробочку, он обнаружил внутри рукояти полость, а в ней что-то белое. Подцепив ногтем, достал свернутый в трубочку лист бумаги.

В темноте, в движущихся санях читать было затруднительно, и Шалопаев еле дождался, пока его перестанет мотать из стороны в сторону на ухабах. Лошадь остановилась. Самсон соскочил на тротуар, в свете уличного фонаря поднес к глазам таинственный листок бумаги. Это был текст договора, засвидетельствованный помощником присяжного поверенного господином Либидом и каким-то статс-секретарем, подпись которого была неразборчива.

Подписан же был договор двумя именами — и оба эти имени заставили Самсона похолодеть от ужаса…

— Самсон, дружище, вставай, — чья-то рука трясла за плечо стажера журнала «Флирт», который видел последний утренний сон с участием своей потерянной обворожительной Эльзы, — поднимайся, у меня свежий анекдот есть.

Стажер с неохотой открыл глаза и увидел над собой увенчанное бритым лбом лицо с радужными следами синяков. Губы фельетониста двигались, обнажая короткие редкие зубы, раздавалось характерное чавканье — в правой руке он держал надкушенную булочку с маком.

— Слушай. Хочу предложить Ольге. После двух недель медового месяца молодые зашли в ресторан. Жена спрашивает: «Дорогой, ты знаешь, чего бы мне хотелось?» Муж отвечает: «Знаю, но иногда неплохо и перекусить». Ха-ха-ха.

Самсон сел на своем ложе и запустил пальцы в спутанные волосы.

— Фалалей, ты чего здесь делаешь?

— Скрылся, от преследования. Едва Данилу упросил. Клялся: водки в рот не возьму. Поверил, старый черт. Вот и жую булку, которую тебе на завтрак прислали, но там есть еще, так что быстрее соображай.

— От какого преследования ты скрываешься?

Глаза Самсона еще слипались, и он, поднявшись, стал, шатаясь, натягивать брюки.

— От Лиркина сбежал, он совсем сбрендил. Встретил меня как родного, только что не целовал. Потом полез с дурацкими вопросами про свирель, про свиристелки в детстве… Одним словом, чокнулся наш Лиркин. Не знал, как от него избавиться. Вот к тебе и сунулся.

— А ты статью накатал? Я-то со своей вчера измучился.

— Накатал, для меня это дело плевое. А дом скорби, знаешь ли, весьма мозги проясняет. И жить хочется в полную силу, и творить! Скажи, а здорово я придумал объявить себя Коцюбинским?

— Блестящая идея! Его все боятся!

— Учись, пока я жив! — хвастливо заявил Фалалей. — Все-таки нам, мастерам слова, чтобы подлинный шедевр создать, иногда и пострадать приходится. Но ты не тушуйся. Ты проснулся?

— А что? — спросил Самсон, протирая одеколоном лицо.

— Есть одна неприятность. Надо посоветоваться. Ты газеты читал?

— Нет, вчера и сегодня не читал.

— Разве так делают? Надо всегда быть в курсе! Я чувствую себя виноватым. Представляешь, какая загвоздка! Вчера в газетах сообщили, что убийство Ардалиона Хрянова раскрыто. Убийца — некто г-н Б-ов.

— Поручик Бешенцов?

— Наверное. Да так по всему и выходило. Я не удивился. Юстиция у нас неплохо работает. Я-то уж знаю. Так и написал в своем фельетоне.

— Ну и что?

— Как — что? Представляешь, сегодня в «Петербургском листке» появилось письмо самого Бешенцова. Он отрицает свою причастность к убийству Ардалиона Хрянова. Говорит, для него это слишком мелко.

— Дай-то Бог, — облегченно вздохнул Самсон, — хорошо, если не он. Я в своей статье другую версию придумал.

— Как это — другую версию? Ты что — грех невинному приписал?

Фалалей открыл дверцу буфета и нацелился на графинчик с водкой, но нарушить данное Даниле обещание не решался.

— При чем здесь грех? — вскинулся стажер. — Ты сам меня учил не плестись в хвосте у докучных фактов. Пускать в ход воображение. Фантазию развивать. Интересно, Ольга успела прочесть мою статью?

— Не сомневайся, сейчас вынесет приговор. У нее это быстро, — утешил друга Фалалей, неохотно прикрывая дверцу буфета. — Но я тебя защищу, не бойся! Ты-то меня вызволил из темницы! Молодец! Есть у тебя нюх! Привел тебя в самую нужную минуту. Век тебя не забуду.

Фельетонист прочувственно обнял юного друга, потряс его за плечи.

— Сбегаем сегодня к мадам? Я вчера ее навестил. Рекомендую. Вполне приличное заведение. Я даже ухитрился вставить в свою статью его рекламку.

— Нет, Фалалей Аверьяныч, я предпочитаю видеть в женщине друга…

— Ха-ха-ха… Слушай анекдот. Сам сейчас придумал. Объявление: симпатичный молодой человек ищет женщину, друга, собеседницу и любовницу. Если придут четверо, буду рад… Ха-ха-ха.

Самсон невольно улыбнулся, запил улыбку остывшим кофе из кофейника и вздрогнул — в дверь буфетной раздался требовательный стук.

— Сама пришла, — шепнул, съежившись, Фалалей, — идем скорее, а то нарвемся.

Журналисты поспешили в сотрудницкую. Там, как всегда, царил гомон, дополняемый стуком пишущей машинки из смежной комнаты.

Фалалей и Самсон сунулись к окну, к свободным стульям и тихо сели.

Ольга Леонардовна, облаченная в строгий костюм брусничного цвета с искрой, говорила по телефону, ее помощник Антон Треклесов раскладывал по кучкам бумаги, посверкивая засаленными локтями мятого пиджака. Возле стола замерла Аля, с темновишневой шалью на плечах, благоухающий одеколоном Синеоков, развалившись на стуле, перебирал присланные в редакцию театральные билеты. Мурин и Сыромясов в расстегнутых пиджаках, из-под которых виднелись одинаковые жилеты, стояли возле печи и приглушенно беседовали. В кресле для почетных гостей восседал переводчик Иван Платонов. Возле дверей рядом с пустым венским стулом ждал указаний Данила.