Майкл Коннелли - Поэт, или Охота на призрака

Последним штрихом, который позволил бы считать работу законченной, были сведения, которые должен был сообщить мне Бледшоу, но он все не звонил. Я метался по номеру, словно тигр в клетке – только что не рычал и не хлестал себя хвостом по бокам, – чувствуя, как волнение, распиравшее меня изнутри, рвется на свободу, словно живое существо. В конце концов мне захотелось глотнуть свежего воздуха, и я выбрался на балкон, но и это не помогло. Прямо на меня смотрело с противоположной стороны бульвара Сансет тридцатифутовое лицо Ковбоя Мальборо. Я отвел глаза и вернулся в номер.

Вместо сигареты, которой мне так отчаянно не хватало, я все же решил выпить кока-колы. Выходя из комнаты, я заблокировал замок, чтобы дверь не захлопнулась, и прошел в холл, где стояли автоматы с напитками. Несмотря на принятый транквилизатор, мои нервы буквально ходили ходуном, и я знал, что возбуждение скоро сменится усталостью, если только не глотнуть чего-нибудь тонизирующего. На обратном пути в комнату я услышал телефонный звонок и побежал. Я так торопился, что, ворвавшись в номер, даже не потрудился закрыть за собой дверь, и схватил трубку на девятом или десятом звонке.

– Дэн?

Молчание было мне ответом, а потом я услышал:

– Это Рейчел. А кто такой Дэн?

– Ох… – Я с трудом перевел дыхание. – Это… это один мой приятель из газеты. Он должен был позвонить.

– Что с тобой, Джек?

– Пытаюсь отдышаться. Я был в коридоре – покупал кока-колу, – когда услышал телефон.

– Господи, Джек, ты пыхтишь так, словно пробежал стометровку.

– Да, что-то в этом роде. Погоди, я сейчас…

Я вернулся к двери, запер ее и, внутренне собравшись, вернулся к телефону.

– Рейчел?

– Я звоню, просто чтобы сказать тебе, что улетаю во Флориду. Боб хочет, чтобы я разобралась с сетью «ЛКД» на месте.

– Ясно…

– Это ненадолго, Джек, всего на несколько дней…

На моем телефонном аппарате замигал красный огонек вызова. «Бледшоу, – подумал я. – Как неудачно!»

– О’кей, Рейчел.

– Может быть, мы потом куда-нибудь съездим вдвоем? Я подумываю об отпуске.

– Мне казалось, что ты только недавно отдыхала, – не удержался я, вспомнив табель-календарь, который видел на столе ее кабинета в Куантико. И вдруг сообразил, что, должно быть, именно тогда она поехала в Финикс и убила Орсулака.

– Я уже бог знает сколько времени не была в отпуске, – возразила Рейчел. – Я мечтала об Италии… о Венеции.

Я не стал уличать Рейчел во лжи, и мое молчание в конце концов вывело ее из терпения. Что и говорить, артист из меня получился никудышный.

– Что случилось, Джек?

– Ничего.

– Лгунишка.

Я немного помолчал и все же решился.

– Меня немного беспокоит одна вещь, Рейчел.

– Какая же?

– В ту ночь, когда мы в первый раз были вместе, я звонил тебе в номер. Уже после того, как ты ушла от меня. Мне просто захотелось пожелать тебе доброй ночи и еще раз сказать, как мне было хорошо с тобой. Но ты не ответила. Я даже подошел к твоей двери и постучал, но ты не открыла. На следующее утро ты сказала, что столкнулась в коридоре с Торсоном. Почему-то я все время думаю об этом…

– И что именно тебя смущает, Джек?

– Не знаю, просто у меня никак не идет из головы: где ты могла быть, когда я звонил и стучал?

Рейчел ответила не сразу. Когда она наконец заговорила, ее гнев опалил меня с такой силой, словно передо мной вдруг распахнулась паровозная топка.

– Знаешь, на кого ты похож, Джек? На ревнивого школьника. Да, я наткнулась на Гордона в коридоре и готова признать, что ему показалось, будто я специально поджидала его там. Но все, что между нами когда-то было, осталось далеко в прошлом. Что касается того, почему я не ответила тебе и не открыла… Может быть, ты перепутал номера комнат, а может быть, я в это время была в душе и думала о том, какой чудесный вечер мы провели вдвоем. Боюсь, я допускаю ошибку, пытаясь объясниться или оправдаться. Если ты не можешь справиться со своей детсадовской ревностью, тогда нам явно не по пути.

– Послушай, Рейчел, не злись. Ты спросила, что со мной, и я честно сказал.

– Ты, должно быть, переел таблеток, которые тебе всучил доктор. Пойди и проспись, Джек. А я опаздываю на самолет. – И она дала отбой.

– Прощай, – сказал я в молчащую трубку.

Солнце опускалось за горизонт, а небо приобрело цвет спелой тыквы, и лишь кое-где виднелись бледно-розовые полосы. Небо, как всегда, было прекрасно, и даже грохот раскачиваемых ветром рекламных щитов на бульваре не мог испортить этого впечатления. Я снова вышел на балкон и попытался обдумать ситуацию, ожидая, пока Бледшоу позвонит снова. Да, это Дэн звонил мне, когда я разговаривал с Рейчел, и оставил сообщение, что ему надо срочно уйти из офиса, но он обязательно свяжется со мной позже.

Я смотрел на Ковбоя Мальборо, на его прищуренные глаза и мужественный подбородок, неподвластный времени. Ковбой Мальборо всегда был одним из моих героев, этаким идеалом, которому я старался подражать, хотя, разумеется, этот поверхностный образ годился лишь для рекламных плакатов. Я вспомнил, как в далеком детстве, когда семья садилась ужинать, мое место всегда было справа от отца. Папа курил, и пепельница стояла справа от его тарелки. Наверное, благодаря этому я и выучился курить. Отец представлялся мне похожим на Ковбоя Мальборо, во всяком случае тогда…

Вернувшись в комнату, я позвонил родителям. К телефону подошла мама. Она сразу принялась расспрашивать, как я себя чувствую, и мягко упрекнула за то, что я не позвонил раньше. В конце концов, когда мне удалось успокоить ее и убедить, что со мной все в порядке, я попросил, чтобы она передала трубку отцу. Мы с ним не разговаривали с самых похорон, да и тогда обменялись всего лишь несколькими фразами.

– Папа?

– Здравствуй, сынок! Ты действительно хорошо себя чувствуешь?

– Ну конечно. А ты сам как?

– Нормально. Просто мы тут немного беспокоились за тебя.

– И напрасно. Со мной все в порядке.

– Страшная вещь, правда?

– Это ты насчет Глэддена? Да, пожалуй.

– Рили тут, у нас. Она останется на несколько дней.

– Вот и замечательно.

– Не хочешь с ней поговорить?

– Нет, я хотел поговорить с тобой.

Это заставило его замолчать. Напрасно я сказал это, – похоже, папа сильно занервничал.

– Ты еще в Лос-Анджелесе?

– Пока да, и останусь, наверное, еще на пару деньков. Я позвонил, чтобы сказать… Я тут много думал и хочу попросить у вас прощения…

– За что, сынок?

– Ну, за Сару, за Шона… Вообще за все… – Я издал неловкий смешок: так бывает, когда не происходит ничего веселого, а, напротив, чувствуешь себя неуютно и одиноко. – Простите меня, папа.

– Джек, с тобой точно все нормально?

– Точно.