Ольга Баскова - Медальон Таньки-пулеметчицы [litres]

Татьяна прижалась к нему:

– Спасибо, дорогой, спасибо. Ты прав, прав.

Гладя жену по темным волосам, Яков потянулся к будильнику:

– На работу тебе скоро. И Асеньку нужно будить.

– И хорошо, что на работу, – отозвалась Маркова, успокаиваясь. – Я забыла тебе сказать… Сегодня нужно в бухгалтерию подойти. Пенсию должны пересчитать, как фронтовичке.

– Мне насчёт этого еще не звонили, – заметил Яков, поднимаясь.

– Это почему же? – Татьяна погладила руку супруга. – Такие мужчины, как ты, – герои. Вам не то что пенсию повышать – звания Героев давать надо. Значит, позвонят, – решила она. – Ладно, пойду чайник поставлю. А ты внучку поднимай.

Татьяна встала и почувствовала острую боль в правом колене. Обычно суставы болели из-за погоды, и она, не признававшая лекарств и врачей, научилась терпеть. Возраст, возраст, куда от него уйдешь? Вздохнув как-то уже по-стариковски, Маркова, переваливаясь, стараясь не наступать на болевшую ногу, поплелась на кухню. Из маленькой комнаты слышалось щебетание Аси.

– Дедушка, а после школы пойдем уточек кормить?

– Конечно, моя принцесса. – Татьяна улыбнулась, слыша их милое воркование. Немногим женщинам так везет с мужьями. Вскоре умытая Асенька подбежала к бабушке, готовившей завтрак, поцеловала ее в щеку и с аппетитом принялась есть кашу и бутерброд. После завтрака Маркова достала ленточки, готовясь заплетать в косы пышные волосы.

– Я вот тут подумал… – Яков немного помялся, словно выдавливая из себя слова. – Хотел сказать тебе, когда все решится. Машину мне как ветерану предлагают, в два раза дешевле стоимости. «Москвич»… Берем?

Татьяна всплеснула руками:

– Да о чем речь, Яшенька? Мы же сможем дочурок наших с мужьями и Асеньку по выходным в лес возить. Соглашайся, даже не думай.

– Решено. – Муж вытер тонкие губы. Ася, слышавшая разговор бабушки и деда, подбежала к ней и уткнулась в колени.

– Как здорово, бабуля!

– Здорово, здорово, егоза. – Смеясь, Татьяна взяла расческу. – Давай прическу делать, в школу опоздаешь.

Ася продолжала щебетать, как птичка, обо всем понемногу, а Татьяна думала о том, что кроме природы Яков сможет возить ее на работу. Боль в ноге вряд ли пройдет, скорее всего, станет только назойливее, и добираться на общественном транспорте станет еще сложнее. Особенно зимой, когда троллейбусы и автобусы ходят плохо и сильно переполнены. С ее больными ногами не найдешь свободное местечко…

– Бабушка, можно мне крендельки не делать, – попросила Ася, когда Татьяна заплела ее темные волосы. – Пусть на спину спадают. Все старшеклассницы так носят, я видела.

– Можно, – улыбнулась Маркова. – Пусть будет, как у старшеклассницы. Ну, вот так хорошо?

Девочка придирчиво осмотрела себя в огромном зеркале, доставшемся Якову в наследство от матери, погибшей в гетто.

– Прекрасно, бабуля.

– Ну, тогда можно и в путь отправляться. – Яков уже надевал ботинки. – Асенька, бери плащик.

Татьяна еле втиснула распухшие ноги в осенние туфли и, прихрамывая, вышла за родными. До остановки они с супругом слушали милую болтовню Аси, умиляясь любознательностью ребенка: ее интересовало абсолютно все, и она задавала миллион вопросов в минуту. На остановке девочка помахала бабушке:

– До встречи, бабуля! Наш троллейбус!

Она потянула деда за руку, и они растворились в сумраке салона. Вскоре подошел автобус, который повез Маркову на фабрику. Женщина встала возле дверей, держась за спинку кресла. Туфли давили на отекшие ноги, боль усилилась, и Татьяна закусила губу. Десятки людей напирали, прижимали к сиденью, и она заскрипела зубами. Десять минут, проведенных в автобусе, показались ей вечностью. Когда толпа вынесла ее на нужной остановке, женщина с облегчением вздохнула, хотя ногам не стало легче. Может, все же сходить к врачу? А впрочем, что он скажет? Сиди, бабка, на пенсии, чего на работу шастаешь?

– Татьяна! – раздался за ее спиной знакомый голос коллеги по пошивочному цеху Веры, и Танька обернулась и помахала рукой.

– Ты хромаешь, – заметила Вера, прищурившись. – Ноги болят?

От нее никогда ничто не ускользало, она слыла первой сплетницей на фабрике. Немного моложе ее, высокая и худая как жердь, с кривыми ногами и лицом, подпорченным оспинами, с соломенными, торчавшими в разные стороны тонкими волосами, размалеванным лицом, она напоминала самодельную тряпичную куклу, которую нередко можно было увидеть у старушек, предлагавших свой товар на рынке..

– Болят, – призналась Татьяна, зная, что другому ответу Вера все равно не поверит. – Очень болят.

– Так к врачу иди, – посоветовала коллега.

– Некогда, – отмахнулась Маркова. – И на больничный идти не хочется.

– А я бы на твоем месте давно на пенсии дома сидела, – мечтательно произнесла Вера. – Муж, дети, внучка – что еще нужно для счастья? Я вот этого лишена.

– Ой, не начинай. – Они вошли на проходную. Вахтер приветливо кивнул обеим и обратился к Марковой:

– Татьяна, тут тебе просили напомнить… Бухгалтерия ждет в десять. Из собеса нужные документы доставят.

– Спасибо, Валерий Иванович, – поблагодарила Маркова. – Обязательно буду.

Пройдя на рабочее место, она сняла плащ и облачилась в синий халат, ставший ей немного тесноватым. Девочка-ученица, пришедшая раньше нее, рассматривала заготовку для телогрейки.

– Как дела, Варя? – спросила Татьяна, надевая косынку.

– Спасибо, хорошо, – ответила ученица.

Сев за машинку, Маркова взялась за работу. Она любила тихий стрекот, ровные строчки, которые появлялись на материале, и готовый результат – аккуратные телогрейки. А еще эта работа не мешала думать, перебирать в памяти, анализировать, и Танька, улыбаясь своим мыслям об Асе, направляла под иглу толстую материю. Она не заметила, как стрелки остановились на девяти, и бригадир напомнила, что пора идти в бухгалтерию.

– Счастливая, Татьяна, – проговорила она. – Пенсию повысят – будете деньги в мешок складывать.

– Обязательно, – подхватила Маркова. – Мешки сошьете – поделюсь.

Татьяна вышла в коридор и направилась к третьей двери от входа. Наступив на дырявый коврик, она тихо постучала.

– Войдите, – раздался голос, но не женский, не их бухгалтера, а глубокий мужской баритон. Танька открыла дверь, обвела глазами комнату, отметив, что не видит главного бухгалтера Марию Петровну, проработавшую на фабрике много лет. За ее столом, покрытом белой бумагой с чернильными разводами, сидел высокий мужчина лет тридцати пяти с зачесанными назад черными волосами, тонкими чертами лица и пронзительными темными глазами. Возле него примостилась пожилая, лет шестидесяти с лишним женщина, одетая в простое серое платье. Марковой показалось странным, что голова незнакомки была повязана платком, таким же серым, как и платье.