Мари-Бернадетт Дюпюи - Скандал у озера [litres]

– Простите нас, мадам, – вздохнула Жасент. – Мы не станем вас задерживать. Спасибо за то, что приняли нас.

– Не за что. Мои соболезнования! Это грязная история, я вам сочувствую.

Сидони вышла первой, пробормотав «до свидания». Она бросила исполненный разочарования взгляд на ряд окруженных садом деревянных домиков, затем стала рассматривать церковный колокол. Жасент догнала сестру и взяла ее за руку.

– Нужно было сначала все выяснить, прежде чем отправиться в монастырь, – заметила она. – Идем, Сидо. Будем надеяться, что сестра Сент-Бландин все еще в Перибонке.

– Будем надеяться. Но где могла находиться Эмма на протяжении трех месяцев, без денег? Может быть, как раз в монастыре?

– Очень скоро мы об этом узнаем. Идем.

– Господи! Жасент, почему она не рассказала мне о своей беременности? Я бы встала на ее защиту.

– Ты права, мама обожала малышку. У вас обеих был шанс смягчить папу. Как бы там ни было, уже поздно. Нужно молиться, Сидо, молиться всем сердцем, чтобы Господь привел нас к Анатали.

Фердинанд Лавиолетт покинул двор фермы, сопровождаемый мечтательным взглядом своей дочери, которая провела его до крыльца. Альберта воспользовалась случаем, чтобы показать отцу, какого уровня достигала вода во время паводков; он мог лично удостовериться в коричневатых отметках на фасаде здания.

Как они и договаривались, старик пообедал с дочерью и Шампленом. Его зять съел порцию свиного пирога, приготовленного Сидони накануне, затем отправился к Жактансу Тибо – тот попросил соседа помочь ему подковать лошадь.

«Папа как-то странно смотрел на меня. Он что-то во мне увидел? – спрашивала себя Альберта. – Наверное, я изменилась!»

Она в растерянности стала рассматривать свое изображение в маленьком зеркальце, подвешенном на гвоздь у кухонной раковины. «Господи, будто молодая девушка!» Несмотря на туго стянутые в пучок волосы и черное платье с высоким воротником, Альберта до сих пор чувствовала себя соблазнительной, настолько хорошо она ощущала свое тело. К тому же она обнаружила, что ее лицо посвежело, черты стали более мягкими.

Смущенная, будто бы ее застали с поличным во время самолюбования, Альберта принялась молиться перед темным и лакированным распятием, выделявшимся на покрашенной в желтый цвет внутренней стене:

– Боже мой, все же я не совершила греха! Шамплен – мой муж, Ты благословил наш союз. Возможно, Ты подаришь мне еще одного милого малыша. Я не так уж и стара в свои сорок два. Если мы найдем Эмминого ребенка, они будут расти вместе, – шептала она.

Ей вспомнились крохотные подробности тихого и мирного обеда, во время которого каждый старался избегать разговоров о грустном. «Мой супруг не сводил с меня глаз. Он был счастлив. Должно быть, папа это заметил и был сбит с толку. Как мы можем быть счастливыми среди всех тех испытаний, которые выпали на нашу долю?»

Несмотря ни на что, открытие мира плотских утех не давало ей покоя. К этому прибавлялась какая-то особенная, незнакомая ей доселе истома, которая охватывала ее, когда Шамплен к ней подходил. Во время обеда ей внезапно захотелось обнять и поцеловать мужа.

«Сегодня вечером и ночью мы будем дома одни. Раньше, еще до рождения Жасент, такое случалось, но я не позволяла ему прикасаться ко мне. Днем он тяжело работал; я шила одежду для малыша, да так, что все пальцы потом горели. Сколькими слезами я обливала пеленки своего первенца!» – вспоминала она.

Охваченная смятением, Альберта решила завершить пряжу шерсти, которую она начала на прошлой неделе. Монотонные движения, которых требовало это занятие, задавали ритм течению ее мыслей.

«Значит, вот каково это! – вскоре пронеслось у нее в голове. – Я не понимала, как любовь может толкать людей на аморальное поведение, а часто – и на бессмысленные крайности. Мы с Шампленом уже не молоды, но этим утром я думала, что умру от блаженства. А теперь мне не терпится, чтобы муж вернулся, обнял меня. Должно быть, моя малышка Эмма ощущала такую же потребность в другом человеке: пылкости ей было не занимать!»

Все прояснялось в ее голове. Ветер плотских наслаждений развеял ее заблуждения и избавил от чувства отвращения. Умело орудуя нитями шерсти и ткацким челноком, она прикидывала, почему она так предосудительно вела себя раньше. Она мысленно представила себе, как Артемиз ласково проводит рукой по затылку Жактанса, как Озиас Руа, круглое лицо которого искажает ревность, ждет возвращения своей супруги.

Предавшись более ранним воспоминаниям, Альберта мысленно вернулась к своим родителям, воссоздала в памяти исполненные нежности жесты отца по отношению к красавице Олимпии, ее матери.

– Это была не моя вина, – тихо произнесла она, – что я не смогла полюбить Шамплена. Я затаила на него такую сильную обиду, я его презирала. Тем временем годы все шли; я находила утешение в детях. Может быть, в глубине души я его и любила. Теперь же я думаю, что люблю мужа по-настоящему.

Альберта замолкла, придя в смущение от звука своего голоса, стыдясь и в то же время испытывая счастье от той искорки желания, которая зарождалась в самых глубинах ее женской сути.

По сравнению с женской обителью Сен-Прима монастырь Перибонки внешне выглядел довольно заурядно: покрашенный в белое, с солидной крышей. Монахини проводили здесь занятия с девушками из деревни и близлежащих ферм.

Сестра-послушница, полная семидесятилетняя женщина, приняла Жасент и Сидони с любезной улыбкой. Она провела сестер в кабинет настоятельницы.

– Преподобная матушка наставляет наших лучших учащихся. Я предупрежу ее.

– В этот раз стоит рассказать о том, что Эмма ждала ребенка, – посоветовала Сидони. – Тебе следовало бы поговорить об этом с мадам Лагасе.

– Какой в этом смысл, раз она никогда ее не видела? Но если мы ничего здесь не узнаем, я буду расспрашивать жителей. Если понадобится – буду говорить с каждым.

Звук шагов в коридоре заставил ее сердце забиться сильнее. Может быть, настоятельницей монастыря стала сестра Сент-Бландин…

Однако Жасент снова постигло разочарование. Женщина, которая поздоровалась с ними, не скрывая своего любопытства, была пожилой и тощей, а закрытое монашеской вуалью лицо казалось очень бледным.

– Здравствуйте, мадемуазели, – сказала она, присаживаясь. – Хвала Господу! Ваши лица мне знакомы. Жасент и Сидони Клутье, выпускницы школы в Сен-Приме того года, который я там провела. Вы меня не узнаете? Сестра Сент-Вероник… Мне известно о жестокой утрате, постигшей вас при столь трагических обстоятельствах. Уже много дней все толкуют о наводнениях и том уроне, который они нанесли нашему региону, но на долю вашей семьи выпало гораздо более серьезное испытание! Передайте своим родителям мои самые искренние соболезнования.