Мари-Бернадетт Дюпюи - Скандал у озера [litres]

По мере того как Жасент всматривалась в светло-голубые глаза пожилой женщины, она постепенно ее вспоминала, однако монахиня сильно похудела, а румянец на ее здоровых щеках пропал. Жасент предположила, что сестра больна смертельной болезнью, и ее охватило глубокое сочувствие.

– Спасибо за то, что приняли нас, матушка. Нам с Сидони жаль, что пришлось вас побеспокоить, но это очень важно.

– Я вас слушаю, мадемуазели. Какой бы ни была цель вашего визита, я ему очень рада. Повидаться с двумя моими ученицами, мудрыми и прилежными, для меня большое удовольствие.

– Мы хотели бы узнать, преподает ли здесь еще сестра Сент-Бландин, – тихо объяснила Сидони.

Слова девушки произвели неожиданный эффект – настоятельница, заметно охваченная волнением, перекрестилась.

– Господь мне свидетель, дети мои, я не ожидала снова услышать имя этой монахини, путь которой в нашей конгрегации оказался очень коротким. Сестра Сент-Бландин исчезла около трех лет назад, в тот месяц, когда я приступила к своим обязанностям в Перибонке. Она даже не успела произнести главного монашеского обета. Послушница нашла ее рясу в столовой, рядом не было даже записки. Наша небольшая община была поражена подобным поступком. И не потому, что она отказалась от своего монашеского призвания – она имела на это право. Но то, как она нам это преподнесла, было элементарно невежливо. Она убежала посреди ночи, украв хлеб и наши скудные сбережения! Это было позорно. Мы предупредили епархию. У сестры Сент-Бландин, в миру Леонид Симар, не было никого из родных. Таким образом, ее дальнейшая судьба нам не известна.

Сидони и Жасент обменялись встревоженными взглядами. Исчезновение сестры Сент-Бландин, казалось, совпадает по времени с пребыванием Эммы в Перибонке.

– Моя дорогая матушка, – сказала Жасент, – я хотела бы объяснить вам причины нашего визита…

Во время точного и подробного рассказа Жасент сестра Сент-Вероник показала себя внимательной слушательницей. Ее полупрозрачные исхудавшие руки лежали сплетенными на деревянном столе, однако они часто подрагивали. Когда Жасент закончила, пожилая женщина очень тихо и задумчиво произнесла:

– Какая ужасная трагедия! Я бы хотела вам помочь, бедные мои девушки. И все же я думаю, что вы идете по ложному пути. Жасент, в своих поисках вы руководствуетесь довольно ничтожной деталью: одной фотографией, на которой явно прослеживается симпатия между Эммой и сестрой Сент-Бландин. Я понимаю, что вы хотели получить от нее сведения о вашей младшей сестре, так как обе они в одно время находились здесь, в Перибонке, но не стоит делать из этого поспешных выводов.

– Я с вами согласна, матушка, – расстроилась Жасент.

Сидони упала духом. Она не находила в их с сестрой поездке ни единого положительного результата, и теперь ей представлялось невозможным узнать о том, что случилось с малышкой Анатали.

– А как же приюты? – в отчаянии предположила она. – Нашу племянницу могли поместить туда.

– Я подумала о такой возможности, – согласилась настоятельница. – Увы, приют в Шикутими закрылся два года назад, приняв со времени своего основания в конце предыдущего столетия более тысячи детей.

– Но куда поместили детей, переданных в этот приют до его закрытия? – поинтересовалась Жасент.

– Вам лучше навестить сестер-августинок ордена Милосердия Иисуса, в Шикутими. У них наверняка есть ведомости с именами всех воспитанников. Здесь, в Вовере, около Перибонки, есть приют братьев Сен-Франсуа-Режис, но туда принимают только мальчиков. Я желаю вам, мадемуазели, найти это невинное дитя.

Монахиня поднялась, тем самым давая девушкам понять, что им пора уходить. Один вопрос все еще не давал Жасент покоя:

– Матушка, у сестры Сент-Бландин точно не было родни? Даже если ее родители мертвы, у нее могли быть двоюродные братья, сестры, тетя или дядя.

– В этом вы правы: возможно, поиски епархии не заходили так далеко. Однако эпидемия испанского гриппа десять лет назад унесла жизни многих в нашем крае. С этим связано и все возраставшее количество сирот. Мои дорогие девочки, да хранит вас Господь! Я буду молиться за вас до последнего своего вздоха. А затем продолжу свои молитвы на небесах.

И тихо добавила:

– Господь скоро примет меня к себе, если посчитает меня достойной Его рая.

Жасент не ошиблась – сестра Сент-Вероник была обречена.

Сидони всматривалась в реку Перибонка и озеро Сен-Жан, воды которого, окрашенные золотыми и кроваво-красными лучами заходящего солнца, были теперь необычайно спокойны. Из окна виднелись дали, и девушка удивлялась тому, насколько мирными были эти широкие просторы. А ведь всего за несколько дней до этого стихии бушевали вовсю – вода, ветер и дождь слились в единой атаке, но теперь все, казалось бы, вернулось на круги своя. Следовало всего лишь обогнуть это внутреннее море – озеро Сен-Жан, – чтобы удостовериться в этом. Мосты и здания разрушены, а хорошая плодородная почва на долгие годы подпорчена потоками воды.

Внезапно внимание Жасент привлек чей-то смех на пристани. К террасе гостиницы приближалась, держась за руки, молодая пара. Оба, мужчина и женщина, отличались современной элегантностью и очень раскованными манерами. Они даже позволили себе беглый поцелуй, после чего улыбнулись друг другу. «Туристы, наверняка американцы», – подумала она, обратив внимание на их светлые волосы и модную одежду. У нее было такое ощущение, будто перед ней – внезапно ожившие снимки из журнала или же двойники известного писателя Скотта Фицджеральда [24] Ф. Скотт Фицджеральд, настоящее имя – Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд (1896—1940), – знаменитый американский писатель. ( Прим. авт. ) и его супруги Зельды. Девушка как-то приобрела в Робервале роман «Великий Гэтсби», опубликованный три года назад. Книга, рассказывающая о появлении джаза в Нью-Йорке и изображающая роскошь буржуазии, погрузила ее в мечты о красочном, богатом, потрясающем мире, героиней которого она себя представляла.

Сидя на краю двухместной кровати, Жасент расчесывала свои длинные волосы, которые из-за ежедневного плетения косы стали волнистыми.

– Ну и денек! – вздохнула она. – Но мы одержали небольшую победу.

– Можно сказать и так, – согласилась Сидони, присаживаясь рядом с сестрой. – У нас есть доказательства того, что зимой 1925 года Эмма провела в Перибонке не одну неделю.

По уходу из монастыря девушки принялись обходить все дома, встречавшиеся им на пути. Благодаря их траурному обличью они внушали доверие и жалость. Лишь один старик, убежденный в том, что имеет дело с попрошайками, выпроводил их из дому.