Мари-Бернадетт Дюпюи - Колдовская душа [litres]

– Милостивый Иисусе! Во Францию? – изумилась Дора.

Ей стало легче дышать, а сердце преисполнилось радостью. Муж гладил ее по волосам. Эту сцену, проникнутую нежностью и искренней любовью, и застала Матильда, которая, накормив всех ужином, поднялась наверх, чтобы попрощаться с хозяйкой дома.

«Похоже, ветер переменился и теперь дует в нужном направлении! – сказала себе знахарка. – Спасибо, Господи! Спасибо!»

В то же самое время Сидони переодевалась в своей супружеской спальне в Сент-Эдвидже. Журден на первом этаже помогал матери улечься. Это был их воскресный ритуал: он приносил Дезире поднос с густым протертым супом и настой ромашки, подслащенный кленовым сиропом.

Надев рубашку из бежевого шелка, молодая модистка какое-то время смотрела на себя в зеркало, потом подошла к своему отражению еще ближе и чувственным движением пальца очертила сначала свои губы, потом рисунок плеч и то место, где начинались ее маленькие груди.

– Хорошенькая… Я – хорошенькая. А вот Жасент – красивая. Но мне плевать на то, что я всего лишь хорошенькая!

Сидони повернулась боком, чтобы оценить изгиб собственных ягодиц. Ее глаза сами собой закрылись. «Как бы мне хотелось быть пылко любимой кем-то, млеть от ласк и поцелуев, да-да, страстных поцелуев – таких, от которых сходишь с ума и желаешь, чтобы он вошел в тебя!» – мечтала она.

Шум в коридоре вернул ее с небес на землю.

– Это Журден! Так скоро…

Она набросила зеленый атласный пеньюар и направилась в туалетную комнату.

– Дорогая? – позвал муж. – Давно пора ужинать!

– Я не голодна, – отвечала Сидони. – Сейчас смою косметику и ложусь.

– Господи, Сидо, да что с тобой сегодня такое? Пожалуйста, поторопись, я не желаю есть в одиночестве. Хочу напомнить, что это ты настояла, чтобы мы ужинали без мамы. Вот уже два года несчастная принимает пищу в своей комнате утром, днем и вечером.

– За исключением тех дней, когда я ночую в Робервале! – уколола мужа Сидони. – А это случается все чаще. В связи со свадьбой Валланса Ганье у меня много заказов, так что твоя матушка может вернуться к своим привычкам – меня не будет дома, чтобы ей досаждать!

Доведенный до белого каления, Журден влетел в туалетную. Сидони как раз склонилась над умывальником и плескала в лицо холодной водой.

– Я не намерен это терпеть! Ты становишься чужой, холодной и жестокой! – воскликнул он. – Куда девалась моя жизнерадостная, милая невеста, которая складывала губки бантиком, чтобы ее поцеловали? Ты пьешь, куришь, отвечаешь грубым тоном – такое впечатление, что ты делаешь это нарочно, чтобы я с тобой расстался!

Сидони выпрямилась – мокрые волосы, на лице ни капли грима. Такой вот, без прикрас, она вдруг показалась Журдену очень юной и еще более соблазнительной. Успел он увидеть и ее грудь под блестящей тканью – полы пеньюара слегка разошлись.

– Дорогая, ты очаровываешь меня! О, как же ты хороша! – вздохнул он. – Когда я смотрю на тебя, я теряю рассудок.

Он схватил Сидони за бедра. Нашел губами ее губы и деликатно поцеловал. Она не стала его отталкивать, прислушиваясь к собственным ответным ощущениям. Задыхаясь от восторга и желания, Журден увлек ее к кровати.

– Этим вечером, о да, сегодня! – проговорил он. – Любимая, я хочу тебя! Так не может дальше продолжаться.

Он набросился на нее, стал мять и покусывать ей груди. Тяжело дыша, спустил штаны, пребывая в уверенности, что еще минута – и этот кошмар кончится. Журден дрожал в предвкушении, ласкал ее неловко и судорожно, бормотал любовные мольбы. Но и на этот раз дверь, ведущая к наслаждениям, оказалась закрытой.

– Мне больно, Журден! Перестань! – сказала жена, даже не прибегая к жалобному тону, как обычно в таких случаях.

Журден выругался.

Внезапно Сидони расплакалась. Она тоже надеялась на чудо. Как ни манили ее мечты сбежать во Францию, она вдруг осознала, какую важную роль играет в ее жизни муж. Несмотря ни на что, они жили рядом, почти каждую ночь на протяжении многих лет спали в одной постели, не говоря уже о тех приятных поездках, которые они совершили вместе, и об оживленных дискуссиях, которые возникали у них после посещения кинотеатра. Ей будет недоставать Журдена, Сидони только теперь это поняла.

– Прости меня, любимая, – пробормотал Журден. Он был расстроен и подавлен. – Пожалуйста, прости! Не знаю, что на меня нашло…

– Мне не за что тебя прощать, ты – мой муж.

И Сидони зарыдала в голос, жалкая в своей полунаготе. Журден с тяжелым сердцем вышел из спальни.

Жасент довела племянницу до монастырской школы. Были последние дни занятий перед летними каникулами. Калеба Жасент оставила на попечении соседки, а сама решила отправиться в Роберваль на такси.

В полотняной бежевой юбке и белой блузке, с собранными в шиньон волосами, Жасент направилась к вокзалу в полной уверенности, что ей удастся найти свободную машину.

Подходя к привокзальной площади, молодая женщина заметила Матильду, которая, стоя в тени плакучих ив, махала ей рукой. В другой руке у знахарки была корзинка с недавно сорванными травами.

– Ты куда-то спешишь, моя красавица? – крикнула Матильда. – Поездов не будет до самого вечера.

Жасент не хотелось останавливаться, и она бросила взгляд в сторону припаркованных у перрона автомобилей. Ни одного такси… Она подошла к подруге, однако у нее на лице читалось разочарование.

– Здравствуй, Матильда! Ходила за травами?

– Сейчас лучшее время для сбора лекарственных растений, поэтому сегодня я встала очень рано. А ты куда направляешься, такая нарядная?

– Еду к Сидони. Хочу рассказать ей о Поле и Эмме. На крестинах мне не удалось поговорить ни с ней, ни с Лориком. Поеду в Роберваль на такси.

– Боже правый! На такси? Зачем? В субботу Пьер сам тебя отвезет – сэкономишь деньги. Поговорить с Сидони – это ведь не срочно!

– Не тревожься, я возьму с Сидо обещание никому ничего не рассказывать, по крайней мере несколько недель.

– Артемиза сна лишилась из-за этой истории. Она снова ко мне приходила. Бедняжка боится: что скажет ее Жактанс, когда узнает, сколько времени она это от него скрывала? Подумай еще вот о чем, Жасент: не доставит ли это проблем твоему брату, ведь они с соседом видятся чуть ли не каждый день. Ты ведь вполне можешь оставить то, что знаешь, при себе.

Матильда взяла молодую женщину за руку и заглянула ей в глаза. Проницательный, настойчивый взгляд ее черных очей оказывал поистине магическое воздействие.

– Идем ко мне, попьем чаю! И заодно все обсудим. А в Роберваль съездишь в другой раз.

Жасент со смущенной улыбкой отказалась – на дороге показался черный автомобиль.