Мари-Бернадетт Дюпюи - Колдовская душа [litres]

– Смотри лучше на дорогу! – уже во второй раз нежно упрекнула его Жасент.

– Нет никакой опасности! Дорога широкая и почти без поворотов. Так хорошо, что мы с тобой вдвоем, Жасент! Можем даже ненадолго остановиться, не доезжая до Сент-Эдвиджа, и прогуляться по лесу…

Догадавшись о его желаниях, Жасент ласково улыбнулась мужу.

– Нет, это несерьезно. Я не хочу досаждать родственникам Сидони, ведь тогда мы приедем как раз к обеду.

– Значит, на обратном пути? – спросил Пьер. – У меня в багажнике есть одеяло. Расстелю его на земле, и мы с тобой сможем полюбоваться, как свет играет в летней листве!

– И это всё? – пошутила Жасент. – Нет, Пьер. Есть кое-что, о чем я тебе не сказала. Я надеюсь урезонить Сидони, убедить ее, чтобы не ехала за границу или в Монреаль. Еще я рассчитываю отговорить ее от развода. И, если только это возможно, убедить посоветоваться с Матильдой – по поводу недомогания, которое она держит ото всех в секрете. Журден сегодня же вечером мог бы отвезти свою жену в Сен-Прим. И это, поверь, обернулось бы во благо им обоим! С Матильдой я уже говорила. Она обещала очень постараться!

– Что за недомогание? Сидони выглядит совершенно здоровой. Или, может быть…

Пьер вовремя замолчал. Ему не хотелось делиться с женой доверительным признанием Журдена, хотя соблазн был велик.

– Это интимная проблема, – продолжала Жасент тихо. – Иначе я бы рассказала тебе больше. Знахарка может преуспеть там, где медицина оказалась бессильной.

Догадка Пьера подтвердилась: речь действительно шла о проблеме, которой в минуту отчаяния поделился с ним зять.

– Сидони откажется! Она терпеть не может Матильду, и ты это знаешь.

– Разве нам всегда нравится доктор, который нас лечит? – возразила Жасент. – В жизни бывают ситуации, когда нужно смириться и потерпеть. Прости, я не могу посвятить тебя в подробности. Кроме меня, о Сидони некому позаботиться, и иногда мне ужасно не хватает мамы. Все, конечно же, было бы по-другому, будь она с нами!

Пьер почувствовал, что жена борется с затаенной тоской, готовая расплакаться от беспокойства и горечи.

– Моя любимая, бедная девочка! Обо всех заботишься, всех оберегаешь! – пробормотал он.

Не добавив ни слова, Пьер сбросил скорость, а вскоре свернул на лесную дорогу. Через сотню метров он выключил зажигание.

– Что ты еще задумал? – возмутилась Жасент. – Уже почти одиннадцать! Мы только время потеряли, заехав в Роберваль!

– Тебе нужно успокоиться, получить удовольствие от хорошей погоды и нашего маленького путешествия, – просто сказал ее муж.

И она сдалась – ведь Пьер улыбался ей, и взгляд его ласковых глаз был таким чудесным, таким любящим… Вскоре они уже не спеша прогуливались меж кленов и елей. Жасент с наслаждением вдыхала запах теплой земли и диких трав, замирала от восторга, услышав трель невидимой птицы, затаившейся в листве. Когда Пьер нежно обнял жену и поцеловал ее в губы, она от удовольствия закрыла глаза. Стоило ей прильнуть к нему, как все беды, страхи и повседневные заботы отступали. Грудь мужа оставалась для Жасент самым желанным приютом, где можно было восстановить силы или попросту забыть обо всем на свете.

– Ты красивая, очень красивая… Я тебя обожаю, – шептал он ей на ушко. – Ты – лесной цветок, и я хочу тебя сорвать. Ты – моя жена, моя дорогая, любимая!

Ему хотелось утешить ее, увести в самое сердце вселенной, сотканной из счастья и гармонии. И, несмотря на обуревавшее его желание, Пьер был нежен и деликатен – он хотел подарить жене истинную радость.

– Любовь моя! – прошептала Жасент между поцелуями.

Супруги наслаждались нарастающим удовольствием и наконец, побежденные и задыхающиеся, легли на землю. Жасент притянула мужа к себе, и он расстегнул на ней блузку: вид ее грудей, этих пленниц жесткого корсажа, невероятно возбуждал Пьера.

– Хочу тебя! Войди скорее! – произнесла Жасент со стоном.

Он привстал, чтобы приподнять ее юбку и снять с нее маленькие трусики. Солнечный луч воспламенил треугольник светлых, с рыжим отливом волос, – в том месте, где сходятся бедра. Словно пьяная, со взглядом, подернутым пеленой вожделения, Жасент заставила мужа лечь на нее сверху. Он вошел в нее, едва не закричав от восторга. И тотчас же Жасент – изгибаясь, отдаваясь, – обвила его ногами.

Она поддалась первой – унеслась на крыльях невероятного экстаза, такого сильного, что, казалось, она летит, растворяется в пространстве, превращается в частичку света, жизненного сока, плодородной земли. Пьер выплеснул свое семя с последним толчком и древним, как мир, хриплым криком изумления.

Они еще долго лежали обнявшись, с гулко стучащими сердцами, щека к щеке.

– Нужно ехать, – наконец произнесла Жасент – не без сожаления.

– Да, конечно. Не беспокойся, – отвечал Пьер.

Она еле слышно засмеялась – так смеются влюбленные женщины. Счастливая и умиротворенная, Жасент больше ни о чем не волновалась.

Но стоило им приехать в Сент-Эдвидж, как их беспокойство не только вернулось, но и многократно усилилось. Сидони стояла на крыльце – и, похоже, поджидала их. Как только Пьер припарковался, она сбежала со ступенек.

– Не выключай зажигание, нужно срочно возвращаться в Сен-Прим! – воскликнула Сидони, несомненно, встревоженная до крайности. – Жасент! Только что звонила Матильда. Наша Анатали пропала! Господи, ну почему ты оставила детей с этой беспомощной старой девой?

– Как это пропала? – растерянно повторила старшая сестра.

– На выходе из церкви. Матильда считает, что это Брижит Пеллетье увела девочку, но доказательств нет. Я вообще не понимаю, чем вдове не угодила наша племянница. В общем, едем! Ну что же ты медлишь, Пьер? Обсуждать нечего, нужно действовать!

Но Жасент не могла пошевелиться, она словно окаменела от неожиданности и угрызений совести. Она слова не могла вымолвить, находясь в шоковом состоянии, в то время как ее муж вывел автомобиль на дорогу на Роберваль и увеличил скорость.

– Дорогая, не надо тревожиться, – попытался он ее подбодрить. – К тому времени, когда мы вернемся, Анатали наверняка найдется. Наверное, она пошла на кладбище. В ее годы дети часто совершают необдуманные поступки.

– Но ей в марте исполнилось восемь! Пьер, я тысячу раз говорила ей, чтобы она держалась подальше от незнакомцев и от машин, которые слишком быстро ездят по главной улице. И потом, уже много дней Анатали боится встретить в деревне Пакома, так что одна она бы никуда не пошла. Матильда права: это Брижит ее увела. Помнишь, недавно, вечером, я рассказывала тебе, что вдове Пеллетье взбрело на ум, будто Анатали – ее внучка. А еще Брижит пьет до потери рассудка!

– Пусть так! Но даже пьяная, разве она обидит ребенка? – возразил Пьер.