Мари-Бернадетт Дюпюи - Колдовская душа [litres]

– Неизвестно, какая блажь может прийти ей в голову! Господи, нам вообще нельзя было оставлять Анатали одну!

Жасент побледнела. Закрыв глаза, она обратилась к Господу, вкладывая в молитву всю свою душу.

И все-таки Брижит встревожилась. Она за руку вытащила Анатали из платяного шкафа и знаком приказала ей поскорее одеваться.

– Боже милостивый, оставят меня когда-нибудь в покое? Уходи немедленно, иначе эта старая ведьма поднимет шум и мне не поздоровится.

Девочка поняла, что речь идет о Матильде, но не проронила ни слова – она была очень рада, что ее отпускают.

– Выйдешь через заднюю дверь, что ведет во двор. И чтобы никто не знал, что ты была у меня! Никому не говори! Поторапливайся.

Вдова понемногу приходила в себя, а еще ей показалось, что кто-то снова зовет ее с улицы. Анатали пролепетала жалобно:

– До свидания, мадам!

Она спустилась по лестнице, с замирающим сердцем пробежала по кухонной подсобке, из которой наружу вела довольно-таки низкая дверь, и наконец оказалась во дворе с разбросанным повсюду хозяйственным мусором. Раньше этот двор был окружен оградой, от которой осталось несколько проржавевших покосившихся секций.

«Я спасена! Спасена!» – твердила про себя девочка, перепрыгивая через измятый бидон, потом – через деревянный ящик.

Скоро она оказалась на тропинке между двумя ухоженными огородами. Анатали услышала кудахтанье кур и обрадовалась еще больше. «Это курятник прадедушки Фердинанда, наш курятник! Если добегу до него, буду уже дома!» – думала она, стремясь поскорее оказаться в надежном укрытии – там, где все привычно и знакомо.

Пять минут спустя девочка влетела в дом. Томми с лаем, весело подпрыгивая, выскочил ей навстречу.

– Песик мой, ты тут! Хороший мой Томми! – воскликнула Анатали. – Бежим наверх, мне нужно спрятаться! Быстрее!

Ей хотелось превратиться в мышку и забиться в какую-нибудь дыру в стене или же под плашку паркета. Сердце у нее стучало так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. В своей комнате девочка залезла под кровать и прижалась спиной к стене. Томми последовал за хозяйкой и лег рядом с ней. Стараясь не заплакать от страха и обиды, Анатали крепко обняла собаку – она так боялась, что больше никогда его не увидит!

– Лежи смирно, мой песик, не шевелись! Какая же я дурочка, что поверила матери Пакома и пошла с ней! Жасент будет меня ругать, и дядя Лорик тоже!

Только теперь Анатали дала волю слезам, уткнувшись носом в жесткую собачью шерстку. Томми тихонько заскулил. Он понимал, что его хозяйка очень огорчена.

Между тем на улице Потвен толпа рассерженных мужчин, топча палисадник Брижит Пеллетье, направилась прямо к дому. Как и Матильда полчаса назад, Лорик что было силы забарабанил в дверь.

– Открывайте! – крикнул он.

– Мы хотим знать, где ваш сынок-кретин! – сердито вторил ему хозяин Grand Café .

Прихватив с собой двух подручных, ругавшихся на все лады, Альфред Ламонтань обыскал дровяной сарай и уборную. Оставалась еще одна хозяйственная постройка – небольшая мастерская, где в свое время работал Казимир Пеллетье, плотник по профессии. В этот момент к поискам присоединились Матильда и кюре, оба едва стояли на ногах от изнеможения. Сидони и Журдену Прово знахарка решила позвонить из пресбитерия: нужно было предупредить священника о недостойном поведении вдовы Пеллетье. Духовный пастырь Сен-Прима благодаря своей должности знал много секретов, а потому встал из-за обеденного стола и побежал на улицу Потвен.

Кюре оказался в первых рядах, когда Альбер Ламонтань распахнул дверь мастерской. Присутствующие столпились, силясь заглянуть внутрь. И тут же последовал хор возмущенных воплей.

– Табаруэт! Бедняга испустил дух! – ужаснулся Жактанс.

Лорик локтями расчистил себе дорогу. Матильда шла за ним и вскоре оказалась рядом с лежащим на земле Пакомом. Она присела возле неподвижного тела и приложила палец к основанию шеи.

– Еще жив! – объявила она. – Боже милосердный! А дóктора по воскресеньям нет на месте!

Паком лежал на старой посеревшей соломе, под головой у него был клочок какой-то ткани, сплошь испачканный рвотными массами.

– Ну и ну! Да у него руки связаны за спиной! – изумился кто-то.

– Парня накачали наркотиками. Он запросто мог умереть, – буркнула Матильда. – Кто это сделал, ясно – его мать! С тех пор как Брижит начала выпивать, она обращается с сыном хуже, чем иной хозяин со своим скотом. И вот доказательство…

Возмущенный кюре направился к крыльцу дома вдовы Пеллетье. Входная дверь приоткрылась, и показалось красное лицо хозяйки. Ее глаза словно остекленели и смотрели в никуда.

– Ради Бога, что вы сделали с сыном, мадам Пеллетье? – вскричал священник. – Он, кажется, в коме!

– Нет, отче! Паком спит себе спокойно… Я заперла его в мастерской, потому что теперь он ходит под себя, а у меня нет больше сил ни мыть его, ни переодевать. Я же говорила, отче – лучше бы его забрали в лечебницу, там бы и обслуживали. Тем более что Паком становится злым. Я рассказала все доктору, и он дал нам новые таблетки.

Кюре в ужасе перекрестился.

– Я сейчас же позвоню в больницу Отель-Дьё-Сен-Мишель, пусть пришлют «скорую» и пару санитаров. Вы избавитесь от своего несчастного ребенка, мадам Пеллетье, но ради его же блага!

Брижит вытянула дрожащую руку в направлении мастерской. Шум, доносящийся с той стороны, отзывался в ее душе странной болью. Понемногу она вспомнила вчерашний вечер. За ужином Паком вел себя беспокойно – перевернул резким движением тарелку с супом и встал с безумной усмешкой на перекошенном лице.

– Я подумала, что он хочет уйти. Господин кюре, Паком снова говорил о маленькой Эмме, – пожаловалась вдова. – Я подманила его пирожными, когда он стучал вот в эту дверь. Слава богу, она была закрыта на замок! Я засунула таблетки в пирожные. Паком любит сладкое, так что сразу все съел. Обжора! На это я и рассчитывала. Он сразу же успокоился. Я отвела его в мастерскую. По крайней мере, я хоть спать могу спокойно, когда он там!.. Ну вот, как только мы пришли в мастерскую, мой мальчик послушненько лег спать. Я, предосторожности ради, – кто знает, что может случиться? – связала ему руки. Он ведь мог проснуться и найти способ сбежать. После этого скажите, что я плохая мать! Я ведь правду говорю, господин кюре? Долг матери – не дать своему ребенку сделать дурное!

Лорик бесшумно приблизился к священнику, а потому услышал конец этого монолога. Злость его утихла; судя по всему, Паком не мог причинить Анатали никакого вреда. Но страх никуда не делся, а только нарастал: фермер задавался вопросом, почему пропала Анатали.

– А что насчет маленькой Клутье? Мадам Пеллетье, вы видели девочку после мессы? – встревоженно спросил кюре.