Геннадий Дмитриев - Погашенная луна

— Прекрасный вид, не правда ли? — спросил Герман.

— Да, Москва вообще красивый город.

— А в Одессе Вам приходилось бывать?

— Давно, ещё до войны.

— Так, кто убил Котовского? Мейер Зайдер — Ваш человек?

— Дело в том, что Зайдер Котовского не убивал.

— Тогда кто же его убил его?

— Зайдер был лишь прикрытием, чтобы убийство приняло вид бытового преступления. Котовский уличил Зайдера в финансовых махинациях, между ними вспыхнула ссора, наш человек воспользовался этим, он следовал за Котовским неотступно, ища удобный момент. Такой момент представился. Зайдер даже сперва подумал, что это его пуля была роковой, и признался в убийстве. Потом он, видимо понял, что произошло на самом деле, но было уже поздно. Того, кто произвёл второй выстрел, не видел никто.

— Почему не ликвидировали Зайдера? Если прокуратура докопается до истины?

— Не докопаются, не станут глубже копать, в одесской прокуратуре люди Троцкого, их вполне устраивает данная версия, а ликвидация Зайдера может вызвать подозрения.

— Фрунзе затребовал дело об убийстве Котовского к себе, он не верит в Вашу версию. Он не должен успеть. Мне не нравится Ваша работа здесь, в Москве. Две автомобильные аварии, и никакого результата.

— Три. В последней аварии Михаил Васильевич серьёзно пострадал, у него вновь открылась язва, участились кровотечения.

— Но он всё так же продолжает выполнять свои обязанности.

— Его собираются отправить в отпуск на лечение, в Крым. В Крыму у нас есть свои люди, попробуем там.

Герман смял папиросу и бросил наземь.

— Что Вы попробуете?! Ведь он не будет гонять на автомобиле по горным дорогам, он будет в санатории, под присмотром врачей, и шансов добраться до него в Крыму у Вас будет очень мало! Скоро Тухачевский возвращается из командировки, он не должен застать Фрунзе на своём посту.

Вадим Сергеевич молчал, он сделал глубокую затяжку, и выдыхая дым произнёс:

— Скверный табак.

— Это Вы к чему? — спросил Бауэр.

— К Вашему прошлому разговору о благах, которыми пользовалась элита, я ведь тоже когда-то курил дорогой табак, а теперь приходится довольствоваться этой дрянью.

— Для Вас сейчас главное — выжить, надеюсь, что придёт время, когда Вы будете выбирать и табак и вина, а пока курите то, что курит победивший пролетариат. До свидания, Вадим Сергеевич, жду от Вас результатов.

Если бы не события того мартовского утра, когда аэроплан красных, перечеркнув дымным следом весеннее небо, упал на окраине станционного посёлка, судьба доктора Лебединского сложилась бы весьма успешно. Он слыл хорошим врачом, внимательно относился к больным, никому не отказывал в помощи, и, наверное, остался бы честным, совестливым, принципиальным до конца своих дней. Но то предательство, совершённое скорее из боязни за семью, чем из-за страха перед смертью, сломало его уверенность в себе, и повлекло второе предательство. Когда он случайно встретил капитана, что принял его в штабе врангелевских войск, он испугался ни на шутку. Тот капитан был единственным свидетелем его низости. И он донёс на него, уверенный в том, что белогвардейского капитана непременно расстреляют, как это случалось неоднократно после вступления в Крым Красной армии. Антон Семёнович не спился, не сошёл с ума, не удалился в монастырь, отмаливать свой грех, он продолжал жить так, будто бы ничего не случилось. Он не был отъявленным негодяем, и угрызения совести периодически терзали его, но чем дальше отодвигалось то мартовское утро, чем эти угрызения становились всё менее мучительными.

Его репутация как врача была безупречна, и когда Советская власть занялась всерьёз здравоохранением, он был приглашён на работу в один из санаториев на южном берегу Крыма. Именно в этот санаторий и прибыл на лечение в начале сентября 1925 года Народный комиссар по военным и морским делам, Михаил Васильевич Фрунзе. Антону Семёновичу Лебединскому, хирургу по специальности, доверили лечение знаменитого командарма. Тщательно осмотрев больного, он назначил необходимые процедуры, уверенный в том, что без оперативного вмешательства здесь не обойтись. Внимательный, обходительный и в меру строгий доктор быстро завоевал доверие Михаила Васильевича, и когда здоровье командарма, несмотря на усилия врачей, продолжало ухудшаться, он со всей прямотой заявил:

— Товарищ Фрунзе, состояние Вашего здоровья внушает мне серьёзные опасения, думаю, нужно прибегнуть к хирургическому вмешательству. Вам необходимо выехать в Москву, в кремлёвскую больницу.

— Считаете, что без операции не обойтись?

— Думаю, что да. Но моё мнение — это всего лишь мнение провинциального врача, прежде всего необходимо тщательное обследование.

— У меня к Вам просьба, Антон Семёнович, Вы не смогли бы поехать со мной в Москву, с Вами мне будет как-то спокойнее.

— Конечно, Михаил Васильевич, если моё начальство не будет возражать.

— Считайте этот вопрос решённым.

Предложение Фрунзе было явной удачей для доктора Лебединского, неожиданно появилась возможность сделать карьеру в Москве, да ни где-нибудь, а в кремлевской больнице. Так провинциальный врач оказался рядом с профессорами, принимал участие во всех консилиумах, и был включен в группу хирургов, которым предстояло оперировать Народного комиссара по военным и морским делам.

Несмотря на заверение Докутовича, что в Крыму у него остались надежные люди, готовые действовать, организовать покушение на Фрунзе там не удалось. У Вадима Сергеевича оставалось только одна возможность — подобраться к медицинскому персоналу. Изучая каждого медика, кто имеет хоть какое-то отношение к лечению командарма, он совершенно неожиданно для себя, увидел в списке врачей, допущенных к операции в Солдатенковской больнице, знакомую фамилию Лебединского. Всё сходилось, доктор прибыл из Крыма, и был временно поселён в одном из помещений больницы. Перед самой операцией Вадим Сергеевич зашёл в больницу, под предлогом посещения своего начальника, Михаила Васильевича Фрунзе. Пожелав ему успешного лечения, скорейшего выздоровления, он вышел из палаты, и немедленно разыскал доктора Лебединского.

— Антон Семёнович! — воскликнул он, завидев доктора в коридоре. — Рад видеть Вас здесь, как здоровье Михаила Васильевича? Надеюсь операция не опасна?

Антон Семёнович был растерян, он сразу узнал того красного командира, которому донёс на капитана Докутовича. Прошлое, которое, казалось, ушло в небытие, вдруг возвратилось неожиданной встречей. Он вытащил из кармана носовой платок, вытер пот со лба.

— Что-то жарко здесь, — виновато сказал он, — в больнице так рано начали топить.

— Да, действительно, — ответил Вадим Сергеевич, — не пройти ли нам во двор?