Domi Tim - Откровение по улице Огнева, дом двадцать шесть

Не знал, куда деть руки, какую мысль из тех, что роились в голове, озвучить. Да и Припять то и дело отвлекала. Над каждым местечком, куда я бросал взгляд, природа поработала по-своему. Качели на детской площадке стали ржавыми, помимо бурьяна тут уже ничего не росло, цветы погибли без ухода. Яркости в Припяти не водилось в принципе. Краска на всех вещах безвозвратно потерялась, и мы шли по миру безграничной сепии.

На очередном шаге Слава замер, и я тоже. Он прислушался. Кто-то шёл нам навстречу, кажется, с запада, и вот-вот готовился выйти из-за двухэтажного дома. Услышать чьи-то шаги в Припяти не к добру. Сразу начинаешь покрываться мурашками и думать, на кого попадёшь. Так что я покорно на цыпочках побежал за Славой, после того, как он дёрнул меня за рукав. Мы направились к Огнева, забежали за первую пятиэтажку и остановились перед подъездом. Внешне он почти не отличался от того, где мы были вчера. Только влажности побольше и стекло прямо перед входом валялось. Я поднял голову и… точно, кто-то разбил окно в квартире на третьем этаже. Кто-то совсем недавно приходил сюда. И снова я вернулся к словам, которые Слава повторял чаще всего — редкие квартиры в Припяти остались нетронутыми, в редкие дома не ступала чья-то нога.

— Давай зайдём, только тихо.

— А с кем мы чуть не столкнулись?

— Откуда я знаю?

По подъезду поднимались почти точно, как в прошлый раз. Я надел маску и перчатки, Слава тоже перчатками не побрезговал. Из-за вчерашнего дождя струйки воды стекали из дыр в крыше до самого подвала. На втором этаже нам преградило путь пианино. Я даже испугался от неожиданности. Надо же, оно здесь застыло между прошлым и будущим, никому не нужное. Я уже думал пройти мимо, но Слава зачем-то открыл крышку, поднёс руку к клавишам, будто хотел пробежаться пальцами, но опустил её обратно с глухим стуком.

— Ты и играть умеешь?

— Три класса музыкальной школы и позорное бегство. Ностальгия.

— Нет, всё в порядке. Можешь мне как-нибудь сыграть.

— Три класса, Александр. Поверь, ты не хочешь этого слышать!

И мы, посмеиваясь, пошли дальше. На четвёртом стало темно, как ночью. Единственное подъездное окошко загородило дерево, через густую крону которого внутрь не проникал свет. Слава достал фонарик, посветил поочерёдно на номер каждой квартиры. Выяснилось, что Люба жила на пятом этаже. Переступая через зелёные островки и мокрую паутину, я добрался до нужной квартиры. Окно оставалось открытым, а пол буквально усеяли мёртвые мухи, комары, мошки; чтобы побороть тошноту, я начал медленно и глубоко дышать. Слава дёрнул за ручку, но та не поддалась. Он хмыкнул. Наверное, хороший знак: значит, квартиру не трогали? Я молча наблюдал за тем, как Слава достал из сумки отмычку, встал на колени и начал совать её в замок.

Я уже видел, как люди взламывали двери.

В основном в фильмах. Но до меня не доходило, как можно булавкой вывести из строя такой серьёзный механизм. Слава провозился с ним, наверное, минут десять, я даже пискнуть боялся, боялся, что сейчас он скажет: «Извини, ничего не вышло». На последнем слове, сказанным воображаемым Славой у меня в голове, замок щёлкнул, и реальный Слава, смело взявшись за ручку, открыл дверь. Такого отвратительного запаха мне никогда не доводилось слышать. Я отшатнулся в сторону, несмотря на то, что находился в маске.

— Боже, — и закашлялся.

Слава остался стоять на месте. Он, наоборот, принюхался.

— Меня сейчас стошнит, — продолжал причитать я. Стоял, склонившись к перилам, и держался за живот. — Кошмар, какой кошмар… Кого она там убила?

— Лучше так не шути, — я посмотрел на Славу, и улыбку будто ветром сдуло.

Гнилостный, сладкий запах, притрушенный десятилетней пылью. Скорее несвежие домашние соления, чем труп?

Мы вошли в тёмный коридор и сразу наткнулись на вещи, сброшенные с металлической советской вешалки, словно после обыска. Наши шаги глушил стёртый ковёр.

— Здесь кто-то был? — спросил я у Славы, указывая вниз.

Он кивнул.

— Как-то мне рассказывали, что первые воры закрывали квартиры, если там оставалось что-то ценное, — он пожал плечами. — Не могли унести всё сразу.

Я тревожно посмотрел ему в глаза. Время в помещении будто застыло ровно с того момента, как Люба выходила на улицу, где её ждал автобус. Мы могли быть первыми, кто попал сюда за лет двадцать. Не исключено, что внутрь вламывались, но по сравнению с другими квартирами, эта выглядела живой. Я склонился к вещам и попробовал на ощупь бежевое пальто. Ткань, казавшаяся крепкой, почти рассыпалась на пальцах. Моль. Где-то здесь затаилась вредительница-моль.

Внизу застоялся ещё более противный запах. Я поднялся, подавляя очередной спазм. Двери Слава оставил открытыми, и ветер колыхал застоявшийся воздух.

— Идём дальше, — махнул я ему.

Квартира оказалась однокомнатной, в дверях спальни торчал ключик. Мы так и застыли в тишине и темноте, не решаясь войти внутрь. Мне казалось, что источник ужасного аромата находился тут. Я стоял перед дверью, которая, возможно, даст мне ответ на вопрос, и догадывался, что увижу за ней вовсе не соленья. Дед чётко написал: «я оставил её тут». Он просил прощения за то, что оставил её в Припяти. Паззлы у меня в голове складывались с феноменальной скоростью. Дед эвакуировался, а забрать Любовь не смог. Почему? Не знаю, но не смог. И она умерла в Припяти.

Может быть, она болела?

Может быть, мы со Славой не ошибались, приписывая ей участие в ликвидации Чернобыльской аварии?

Я поднял руку, когда Слава, прошедший дальше по коридору, окликнул меня. Признаюсь честно, меня обрадовала возможность открыть дверь чуть позже. Подойдя к Славе, я уставился на снимок в рамке в его руках. Молодая женщина держала охапку полевых цветов.

— Люба? — спросил я.

Слава молча передал мне фото. Я смахнул со стекла пыль, чтобы рассмотреть черты лица женщины. Молодая. Моложе, чем моя бабушка на момент развода с дедом. Кучерявые волосы спадали на плечи, улыбка сияла на губах. Красивая женщина в расцвете сил, наверное, популярная у мужчин.

— Переверни, — попросил Слава.

На обратной стороне я заметил подпись от руки. Не сразу разобрал имя, но когда наконец прочёл, замер. Таня, 1986 год. Вот что там было написано. Женщина, которую я принял за Любу, не возлюбленная моего деда. Или мы вломились не в тот дом? Или Огнева вообще никак связана с Любой? Я тихо прыснул, отдавая фото, и мгновенно потерял запал. Опёрся о косяк двери, посмеиваясь. Мы пробрались в чей-то дом. И зря.

— Она не Люба. Здесь нет никакой Любы. Боже, что я за идиот такой?..

— Не совсем.

И тут я увидел, что Слава держал в руках ещё одну рамку. Он смотрел на меня как врач, собирающийся сказать пациенту не очень приятную новость.