Domi Tim - Откровение по улице Огнева, дом двадцать шесть

— Но ты не имеешь права вывозить их из зоны. Так что… придётся читать здесь.

Я присел на подоконник, положил стопку рядом, оставив в руках одно письмо. Я посчитал до трёх, прежде чем углубиться в историю. На бумаге остались разводы, грязь и пятно от жирной еды. Развернув его, я тут же узнал почерк деда, прочитал первую строчку и нервно рассмеялся.

«Дорогая, Люба»?

— Оно адресовано... Не мне, — произнес я вслух.

— А кому?

— Любе, — вяло ответил я. Мой взгляд скользил по исписанному листку. «Ни дня без тебя прожить не могу», «хотел бы поговорить с тобой», «уверен, наступит время, когда между нами не будет никаких преград». — Это… любовное послание. Писал мой дед, я узнаю почерк, но остальное…

— А другие письма?

— Нет, это не те письма, здесь личное.

Без особого энтузиазма я открыл следующее, «Милая моя Люба! Я хочу показать тебе весь мир!», последнее в пачке, «Дорогая Любовь. Ты можешь на меня положиться, всегда!» и отбросил их на стол. Даже слишком небрежно, как для писем, написанных дедом. Что ж, в дневнике он описывал личную драму? Ни больше ни меньше. Наверняка, после эвакуации он не видел эту Любу, поэтому и написал, что оставил её в Припяти. Я почти поверил в это. Но вспомнил, что дед написал ту страницу не после эвакуации, а в Припяти. Ещё до того, как покинул город, он с чем-то попрощался.

И страдал из-за лжи и горькой правды.

— Я сфотографирую их, хотя бы это разрешишь сделать?

— Да, — Слава теребил рукой пуговку на кармане. — Я буду… рядом.

— Да уж будь добр, будь, — хмыкнул я ему вдогонку.

Я сделал сорок три фотографии и запрятал телефон во внутренний карман. Оглянулся по сторонам и вместо того, чтобы уйти, начал обыскивать кухню по второму кругу с ожесточённой решительностью что-то найти. Что угодно! Я обследовал печку, вернулся во вторую комнату, покопался в куче детской обуви и окончательно дорвал обшивку в гостиной.

Но ни-че-го не нашёл.

Слава ждал меня в подъезде. Едва ли он что-то заметил. Я мог бы ещё задержаться в квартире. Я же так долго стремился сюда попасть. Она деду принадлежала. Мёртвому деду. Но я не видел в разворованной квартире ничего от него. Ничего, что бы напоминало о нём. Только письма доказывали, что он когда-то здесь жил.

Шли обратно почти не разговаривая, переступали через трещины в асфальте. Каждый думал о своём. Слава даже не пытался рассказывать о Припяти. А я бы и не стал слушать. От Набережной мы вернулись к зданию городского совета, уселись на бетонные ступеньки напротив испорченного временем фонтана и не сговариваясь решили ждать, когда вернётся автобус.

Итак. Лично меня дед сюда не звал, те письма имели ценность только для Любы.

Я и без запрета Славы не собирался брать их с собой. Письма написаны моим дедом, но не мне. Какой-то женщине. И их история, их чувства принадлежали только им двоим. Я даже ощущал небольшой стыд за то, что прочитал их (хоть и не от корки до корки). Как бывало со старшими родственниками, я не представлял и деда в романтических отношениях. Потому что при моей жизни он превратился в утомлённого и прагматичного старика. Казалось, ему чужда любовь, он даже не вёл себя страстно ни разу. Ведь бывают же пары спокойные, уравновешенные. Бабушка редко говорила об их совместной с дедом жизни, и как раз таки о наличии огня любви она не заикалась.

Теперь получалось, что после развода дед полюбил другую женщину. Почему же они не остались вместе, а только писали друг другу письма? Ещё и куча детской обуви. Как давно она там появилась? Имел ли мой дед к ней отношение? Сама по себе она выглядела странно.

И Слава тоже пристально смотрел на туфельки и сапожки.

Судя по всему, тайны, которые он хранил, унесены в могилу.

Я достал смартфон: связь в Припяти проскакивала время от времени, интернет вообще оказался неуловимым. Но я всё равно зашел в твиттер, пытаясь обновить ленту. Разочарование заполняло мою голову. Столько себе возомнил, выдумал историю, убедил себя, что найду что-то важное. Несостыковки, конечно, оставались, но кроме квартиры деда я не имел других подсказок. Теперь вернусь домой, положу дневник на полку, где и хранил его дед, и не буду больше вспоминать об этом.

Зато я познакомился со Славой, чему он, наверное, уже и не рад. Но мне он нравился. И как парень, и как человек.

Я изучил его позу: ноги одна на другой, руки на коленях, полный игнор. Интересно, о чём он думал? Молчали мы, конечно, не напряжённо, но я хотел большего, поэтому поднялся и встал напротив него. Единственного приятного воспоминания, которое у меня останется после посещения Припяти.

— Что? — Слава заговорил первым.

— А чем ты ещё занимаешься кроме этого?

Я обвёл рукой видимую часть города. Слава секунды три не двигался, а потом поманил меня к себе, будто собирался что-то прошептать на ухо. Тут же никого нет, кто мог бы подслушать. Но я всё равно покорно сделал шаг и положил руки по обе стороны от его коленей. И тут же ощутил тепло от его тела.

— Толкаю наркотики на Киевском вокзале, ну и держу парочку проституток, — сказал Слава. Я в шоке отстранился, заглядывая ему в лицо. Но прежде чем я даже попытался оценить правдивость его слов, натолкнулся на скрытую улыбку.

Сжатые губы в попытке не рассмеяться и морщинки у карих глаз.

— Смешно, браво, — я похлопал его по бедру, — если бы где-нибудь существовала премия на самую тупую шутку о себе, то ты бы её получил.

Он рассмеялся уже открыто, широко раскрыл от удивления глаза, впервые с тех пор, как мы встретились. Почти пристыдил меня без слов за такой резкий выпад.

— Серьёзно?

— Нет, шучу, — я скорчил гримасу, отступая.

— Ну что ж, вынужден тебе сказать, Александр, что если бы где-то существовала премия на самый дурацкий ответ на тупую шутку, то…

— Я понял, понял, можешь не продолжать, умник, — я махнул на него рукой.

— Но я всё-таки продолжу…

— Нет, всё-таки не стоит!

— Я настаиваю.

— Ну тогда говори, — я нарочито ему поклонился. И Слава завис. По крайней мере, он так ничего и не сказал, когда я умолк. — Ну, что?

И снова в попытке не рассмеяться он забавно поджал губы.

— Сбил меня с толку!

— Во как я умею, — я уселся рядом с ним. — И всё же? Расскажи что-нибудь о себе, — и ткнул его сжатым кулаком в ногу. — Это не сложно. Я из Киева, живу с родителями, учусь на юридическом. В студсовете состою, — добавил я хвастливо. — Теперь ты. Пока я знаю только то, что ты тоже из Киева. Где ты учишься? Или работаешь?

Он сморщил нос:

— К чему этот официоз?

— Ладно, хочешь, я угадаю? — я прихватил Славу за плечо. — У тебя есть жена… и трое детей?

— Угадывать ты долго будешь, — скривился он.

— Значит, жены и детей нет. Ты студент?