Domi Tim - Откровение по улице Огнева, дом двадцать шесть

Слава взял из рюкзака маску с перчатками и хлопнул меня ими по груди, без слов давая понять, что я должен надеть. Его молчаливость действовала мне на нервы, но я, как послушный мальчик, которым обещал быть, надел их без пререканий.

— А тебе не нужна защита? — спросил я. Он не ответил. — Понятно. Ты решил со мной не разговаривать. Обиделся, да? Но если ты обиделся, почему пошёл? То есть, пойми меня правильно. Я благодарен. Но почему ты молчишь?

— Номер квартиры какой?

Я остановился.

— Тридцать четвертая.

— Ясно. Видишь под ногами мох? А на стенах грибок? — Кивнул. — Не наступай и не касайся.

— Понял. Спасибо. Ничего больше не хочешь добавить?

Мы задержались у выпотрошенного электрического щитка, осторожно переступили распавшийся почтовый ящик, и преодолели ещё один пролёт.

Квартира деда находилась слева. Слава взялся за ручку, дверь распахнулась, а остатки замка чуть ниже почти неприлично вывалились наружу.

Слава повернулся, указав на маску.

— Да, понял я, понял!

Он протиснулся в коридор, а я следом. На полу длинного узкого помещения валялись отставшие обои серого цвета и деревянная балка. Славе пришлось перепрыгнуть через неё, чтобы пройти дальше. Воняло внутри, как из мусорного ведра, выдержанной сыростью и вековой пылью.

Он впереди ступал по голому бетону, дозиметр пищал. И меня пробрало предвкушение неизвестного. Я гадал, много гадал, что же оставил дед в своей Припятской квартире, чтобы потом вспоминать о ней с таким сожалением. Мне казалось, речь идёт о чём-то важном. Для него или для истории. И только сейчас мне пришла в голову мысль, что дед оставил в квартире что-то опасное. Если Слава из-за меня пострадает, я себе не прощу такую беспечность.

Дед отказывался говорить о том дне, несмотря на то, что я находился рядом на протяжении стольких лет. Мне остались лишь записи в дневнике. Странные записи. Дед эвакуировался из Припяти с уверенностью, что вернётся сюда через пару дней. Тогда же все так думали? Почему же он так переживал? Мог ли знать учитель физики что-то важное?

— Ты ищешь конкретное место?

— А? — Я пробирался вслед за Славой, но и в половину не так ловко, как он. Там, где мой гид перепрыгнул деревянную балку, я умудрился едва не порвать джинсы о гвоздь. — Честно, нет, не конкретное, — моргнул я, словно выходя из транса.

— Тогда я искренне не понимаю, что ты собираешься обнаружить. Тайников тут особо не напрячешь, — сказал Слава, толкнув двери в комнату.

Мародёры побывали внутри. В здоровенной комнате, скорее всего, гостиной, устоял двухстворчатый шкаф и распотрошённое кресло. Наверное, ковры и технику отсюда вынесли ещё на заре зоны отчуждения. Осторожно коснувшись обивки кресла, будто она мне чем-то угрожала, я застыл. Нашёл пальцами порезы на ткани и проник в перчатке внутрь. Глубже. Везде пустота.

— Даже здесь они что-то искали, — констатировал я, показывая Славе.

— В том-то и суть, Александр, мародёры и воры ищут запрятанные сокровища.

Я стащил с себя маску, оставил её на шее, дозиметр Славы больше не пикал. Вот я и оказался в месте, которым бредил столько времени. Я даже, кажется, понял, почему дед не желал возвращаться сюда мыслями. Он бросил жильё и на протяжении тридцати лет со стороны наблюдал, как его дом, его вещи, даже серые обои, застелившие пол, становились достоянием общественности. Кому из нас будет приятно, если к нему в дом пожалуют толпы зевак любоваться разрушениями и горем?

— Мы ещё не посмотрели всю квартиру, верно?

Не дождавшись ответа, я вышел из комнаты, толкнув следующую дверь. В помещении ровно посередине, как будто специально измерив расстояние от стен, кто-то сгрузил кучу детской обуви, красные туфельки, белые босоножки, сапожки с мехом. И я так и застыл на пороге, не зная, что делать дальше. Меньше всего ты ожидаешь увидеть детские вещи в квартире деда-холостяка.

— Слава, иди-ка сюда! — позвал я. Тишина, прерываемая мерным скрипом окна на кухне, нагоняла на меня жуть.

— Что случилось?

Он вынырнул из-за двери, и я махнул в сторону моей находки.

— Мог кто-то, не знаю, принести вещи сюда специально?

— Теоретически всё возможно, но зачем?

— Вот и я не знаю, зачем. Но у моего деда была только одна дочь. И когда бабушка Света от него уходила, она забрала все детские вещи.

Слава пожал плечами, держа руки на поясе.

— Есть… предметы, которые сталкеры носят с места на место, — косо улыбнулся он. — Но я не слышал, чтобы кто-то переносил обувь.

— Ладно. Да, это было бы чертовски странно. И даже крипово.

Оставалась только кухня.

Я на цыпочках пробрался туда, стараясь не наступать на разломанную пластмассовую полку, скорее всего, из холодильника. На кухне меня ждало, наверное, наиболее сильное потрясение. Зайдя внутрь, я уставился на дерево, которое, по первому впечатлению, вросло в стену. Поморгав пару секунд, я различил основание ветки в окне.

Каштан разросся и стал частью кухонного интерьера. Кроме него здесь валялась электрическая плита. Перевёрнутая и ржавая. Не особо хотел её касаться. Я даже подумывал остановить Славу, который обошёл меня и заглянул внутрь металлического ящика.

И я точно не ожидал, что он удивлённо приподнимет брови.

— Что там? — я чуть подался вперёд, но все ещё держался рукой за косяк двери.

Слава протянул руку внутрь печки и показал стопку бумаг. Желтые газеты, тетради, наверное, учеников из восемьдесят шестого. И свернутые письма без конвертов.

— Может быть, они адресованы тебе, то есть потомку?

Я приоткрыл рот, вытаращившись на стопку в руках у Славы.

Неужели он обнаружил письма, в которых дед описал произошедшее? Да, оставить их было бы логично. Так, я призвал себя успокоиться и перестать гадать. Я даже шага не сделал. Оцепенел. Если бы Слава не заглянул в духовку, я бы ушёл отсюда ни с чем. Вместо того, чтобы выхватить у него письма, я обнял его самого, прижав протянутую руку со стопкой к его груди. Письма никуда не денутся. Не теперь. И благодарить надо Славу. Моего гида!

Он от неожиданности оступился, раскрошив под подошвой стекло.

Но я продолжал жаться ближе, сцепив руки на спине.

— М-м-м, Саша? — тихо позвал Слава. — У тебя всё хорошо?

Я сделал шаг назад, не отрывая рук от его плеч.

— Конечно! Все прекрасно. Но как удачно ты заглянул в ту печку, потому что я туда заглядывать не собирался. То есть я мог облажаться, хотя вот они письма… А я припёрся сюда ради них, но если бы не ты… Одним словом, спасибо!

— Я понял и… Принимаю твою благодарность, только отпусти, — он хлопнул меня по запястью и отстранился, после того, как я ослабил хватку.

— Да, конечно.

На бледных щеках Славы проступил румянец, я заметил это, забирая у него письма.