Соня Лаврова - Убийство у камина

«Они бедные, но приличные», – говорила мама про них, хотя и не знала, что это значит. Но ты знала, что мать Шерр не позволит тебе разбудить ее, даже если она позволит тебе войти в ее комнату.

Но какого черта ты пошла? Почему? Марта Вайлинг вышла из аптеки и вслепую пошла к дому, спотыкаясь о прохожих. Оставалось еще много пути, и она должна была пройти мимо отвратительных песчаных домиков, которые в призрачном свете казались пустынными гробницами, и идти было еще далеко… и когда она доберется до конца, ей останется только одно.

Когда они вернулись в гостиницу, Арчири нашел на столе в вестибюле письмо с почтовыми марками. Он смотрел на него, не понимая откуда оно, а потом вспомнил. Это полковник Пюсси, бывший командир Даниэла ответил ему на его письмо.

– А теперь что? – спросил Герберт, после того как Шерр поднялась в свою комнату отдохнуть.

– Понятия не имею. Сегодня вечером они вернутся домой.

– Мы тоже возвращаемся?

– Не знаю, папа. Я же сказал, что не знаю, что делать. -Он сделал паузу, он был раздражен и с горящими щеками, как потерянный ребенок. – Мне придется сначала извиниться перед семьей Сайс, – добавил он, как ребенок, признающий, что вел себя плохо. Я вел себя с ними очень плохо.

Не раздумывая, Арчири инстинктивно сказал::

– Я сделаю это, если хочешь. Я позвоню им. – Я понимаю, что это важно и это все серьезно. Если Аскольд настаивает, чтобы я пошел к нему, я пойду. Ты говорил с его женой раньше, не так ли? Я понял это из того, что сказал Аскольд.

– Да, я говорил с ней, но не знал, кто она.

Как это похоже на тебя., -сказал Герберт

Неужели он искренне хотел позвонить ей и извиниться? И с чего он взял, что она вообще будет разговаривать с ним по телефону? «Я надеюсь, что в ходе вашего расследования вы смогли совместить бизнес с удовольствием, мистер Арчири.«Наверняка Люция объяснила мужу, что она имела в виду под этими словами. Он представил себе ответы Форитона Сайс, -: «то есть он пытался с тобой флиртовать», и презрительный смех его. У него сжалось сердце. Он вошел в пустой зал и открыл письмо полковника Пюсси.

Оно была написано от руки на белой бородатой бумаге, Толстой, как картон. Время от времени чернила переходили от темно-черного к бледно-серому, поэтому Арчири сделал вывод, что автор писал пером. «Это почерк старика, – подумал он, – и адрес военного городка. «Уважаемый мистер Арчири:

«Ваше письмо меня очень заинтересовало, и я сделаю все возможное, чтобы предоставить вам всю имеющуюся в моем распоряжении информацию о рядовом Даниэле.. Возможно, вы знаете, что я не был вызван в суд для дачи показаний относительно характера Даниэла, хотя я всегда был готов сделать это, если бы это было необходимо. К счастью, у меня все еще есть некоторые заметки, которые я сделал в то время. Я говорю к счастью, потому что, как вы понимаете, служба, солдата Даниэл проходила двадцать четыре года назад, и моя память уже не та, что была раньше.. Однако я вынужден против своей воли расстроить вас, если у вас сложилось впечатление, что я владею информацией, которая может представлять интерес для родственников Даниэла. Адвокат Даниэла решил не вызывать меня для дачи показаний, потому что он должен был знать, что любое правдивое заявление с моей стороны, вместо того чтобы помогать его делу, просто облегчило бы задачу прокурора.» Вообщем, у меня уже был ответ. Благодаря своеобразному стилю и почерку полковника Пюсси, а не холодному печатному тексту стенограммы суда, Арчири удалось понять, какого человека Герберт готов принять в качестве тестя. Он продолжал читать письмо скорее из любопытства, чем из надежды. «Даниэл служил в Вооруженных Силах в течение года, прежде чем поступить в мой полк. Это было незадолго до того, как мы отправились в Бирму в составе XIV армии. Это был совершенно недисциплинированный солдат. Мы были в Бирме в течение трех месяцев, прежде чем вступить в бой, и в этот период ожидания Даниэл должен был дважды предстать перед военным трибуналом за пьянство и скандальное поведение, и он был приговорен к семи дням ареста за свое наглое поведение с офицером» Когда мы выступили в бой, его поведение значительно улучшилось. Он был по натуре воинственным, храбрым и агрессивным человеком. Вскоре после этого, однако, произошел инцидент в деревне, в которой находился наш лагерь, и где молодая бирманка была убита. Даниэл должен был предстать перед военным судом по обвинению в непредумышленном убийстве. Он был оправдан. Я считаю просто не захотели серьезно разбираться. За полгода до прекращения боевых действий, Даниэл заболел тропической болезнью, которая проявилась в том, что его ноги покрылись язвами, вызванном, как мне говорили, его абсолютным пренебрежением определенными элементарными гигиеническими мерами предосторожности и отказом от правильного питания. Он тяжело заболел и не занимался лечением. В то время на побережье находилось транспортное судно, и, как только его здоровье позволило, его и других больных доставляли туда по воздуху. Судно прибыло в порт Великобритании. «У меня нет дополнительной информации о судьбе Даниэла, за исключением того, что я думаю, что он был демобилизован вскоре после этого по состоянию здоровья.

«Если у вас есть какие-либо другие вопросы, касающиеся службы Даниэла во время войны, будьте уверены, что я отвечу вам как можно подробнее и со своими выводами. У вас есть разрешение опубликовать это письмо. Впрочем, не будете ли вы так любезны порадовать старика и прислать мне копию своей книги, когда она выйдет?

С уважением, полковник Пюсси.

Все считали само собой разумеющимся, что я пишу книгу. Напыщенный стиль полковника заставил его улыбнуться, но короткие строки, в которых он описывал смерть бирманки, не вызывали смеха. Благоразумная фраза я думаю, что было бы лучше не расследовать это. говорила больше, чем целая страница объяснений Ничего нового, ничего жизненно важного. Почему же тогда у него возникло такое ощущение, что от него ускользнуло что-то первостепенное? Но он не знал, что… он перечитал письмо, но не знал, что искал. Затем, когда он пристально смотрел на тикающие слова, его охватило дрожащее желание. Он боялся говорить с ней, и все же ему хотелось снова услышать ее голос. Он поднял глаза и с удивлением увидел, что вокруг темно. Летнее закатное небо так затуманилось, что казалось, что стоит ночь. Над крышами, к востоку, грозно окрашивались в фиолетовый цвет облака, и, когда Арчири складывал письмо, молния осветила комнату, выделив буквы на бумаге и окрасив руки ярко-белым цветом. Когда священнослужитель начал подниматься по лестнице, раздался гром, эхо которого продолжало звучать у стен старого здания, когда он вошел в свою комнату. Наверняка она откажется с ним разговаривать.