Энн Кливз - Ловушка для ворона [litres]

– Они нужны мне, потому что в блокнотах я часто использую только имена или инициалы и спустя столько времени не могу вспомнить данные каждого пациента. Но меня по-прежнему беспокоит конфиденциальность. Я пообещала каждой группе, что всё сказанное будет сохранено в тайне. – Она колебалась. – Смотрите, я бы хотела, чтобы вы сперва прочитали блокноты. Таким образом люди, о которых идёт речь, смогут остаться анонимами. Если что-то покажется вам особенно важным, мы можем обсудить, раскрывать ли данные человека, которого это касается.

– Не проще ли было бы просто дать мне список пациентов, посещавших ту же группу, что и Белла, и Эдмунд? Я бы увидела, есть ли знакомые мне имена.

Кристина снова замолкла, осторожно подбирая слова.

– Это может быть проще, но не думаю, что для вас это будет полезнее.

– Вы хотите сказать, что в этих блокнотах есть что-то, относящееся к делу?

– Я считаю, что вам стоит их прочесть.

И Вера начала читать. Белла и Эдмунд стояли у истоков первой группы. Кристина вела детальный отчёт о каждом сеансе. Беллу называли по имени, а Эдмунда – по инициалам. Было заметно, что поначалу Кристина была неудовлетворена работой группы. Она даже подумывала бросить всю затею. В каждой дискуссии особенно выделялся один пациент. Он постоянно говорил о своих деструктивных отношениях с матерью. Она окружала его гиперопекой и заболевала каждый раз, когда он собирался уйти от неё. Остальные пациенты были слишком вежливы или апатичны, чтобы заткнуть его. Веру удивило, что никто ему не врезал.

Лишь на третьем сеансе удалось достичь какого-то прогресса, когда пациента перебил Эдмунд. Кристина записала сказанное им дословно.

– Бога ради, ты считаешь, что ты единственный, у кого было дерьмовое детство? Ты что, ни разу не читал Ларкина?

И он продолжил сердито рассказывать о своей жизни в Холм-Парке, о матери, которая всегда была слишком поглощена светской жизнью и старшим сыном, чтобы уделять время ему, о бестолковых няньках, об ограничениях и скуке.

– Был только один человек, который заботился обо мне, и остальные обращались с ней как с дерьмом. Просто из-за того, что она не слишком умела читать и писать.

Нэнси Дикин, подумала Вера. И она заботилась о нём до конца.

Это спровоцировало общую дискуссию. Другие пациенты выступили с собственными сбивчивыми историями. Там были отголоски насилия и издевательств. Одна женщина выросла с уверенностью в том, что её мать была её сестрой. Отец другого бросился под поезд.

Очень радостно, подумала Вера. Она надеялась, что Кристине нравится её работа.

В записях не было никаких упоминаний о каком-либо участии Беллы до пятого сеанса. Потом, подталкиваемая подружившимся с ней Эдмундом, она рассказала историю смерти её отца. Всё как и ожидала Вера. Чарли всегда заставлял её чувствовать себя виноватой – ей удалось сбежать хотя бы ненадолго, завести друзей, найти работу, которая ей нравилась. И Артур Нобл ни разу её не ударил. Всё его разочарование вымещалось на мальчике. Когда она вернулась в семью, младший брат Беллы без конца давил на неё.

В своём блокноте Кристина описывала, как Белла рассказала свою историю.

Это было интересно. Пока Эдмунд не убедил её заговорить, Белла всегда оставалась пассивным членом группы, иногда поддерживала других людей, но никогда не искала внимания к себе. Теперь, казалось, она не могла остановиться и вышла в центр круга. Она стала разыгрывать нападение, которое убило её отца, начав с телефонного звонка от брата и закончив тем, как занесла руку, чтобы с силой опустить тяжёлую бронзовую статуэтку ему на череп. Она была в слезах, говорила, что её следовало осудить за преднамеренное, а не за непредумышленное убийство. Она планировала убить его. Группа собралась вокруг неё, поддерживая.

Вера быстро подняла взгляд от блокнота.

– Она могла оставить их. Вернуться к преподаванию. Она ведь была вменяемой.

– Да.

– Вы считаете, что ей должно было сойти это с рук?

– Вы считаете, что ей сошло? – Кристина встала, потянулась. – Я сделаю ещё чая, хорошо?

Когда она вернулась с кружками, Вера была погружена в свои мысли, сидела, ссутулившись, над столом. Наконец она свирепо посмотрела на Кристину и толкнула блокнот в её сторону.

– Почему вы тогда не приняли никаких мер?

– Потому что я в это не верила.

– Разве вы не узнали эту историю?

– Конечно. Но в этом не было ничего необычного. Пациент испытывал ряд психотических фантазий, например представлял себя знаменитым. Эти фантазии были спровоцированы событиями из новостей, фильмов, даже телесериалов. Позже нам удавалось контролировать подобные случаи, но в то время я не могла отнестись к той истории серьёзно.

– Как среагировали остальные в группе?

– Они не поверили. Они проявили сочувствие, но остались настроены скептически.

– Что вы думаете сейчас? Вы верите, что это могло быть правдой?

– Мне это кажется маловероятным, но вы имеете право знать, о чём шла речь. Поэтому я здесь.

– Простите. – Вера встала, подошла к окну. Стояла полная луна, освещавшая луг. В лунном свете виднелись силуэты Патрика с ребёнком.

– Могла такая болезнь возобновиться после периода нормальности?

– Вам нужно уточнить у психиатра, но да, это возможно. Вы думаете, за последними убийствами стоит сумасшествие этого пациента?

– А вы нет?

– Я не уверена, – сказала Кристина. – В этих убийствах есть логика, если их совершали, чтобы выжить самому. Мне не кажется, что это дело рук сумасшедшего.

– Что ж, это не мне решать. Слава богу. – Вера повернулась спиной. – Вам придётся дать мне взглянуть на записи о пациенте. Вы же понимаете. Мне нужно знать, кто этот сумасшедший. Если это сумасшедший.

Мгновение Кристина колебалась. Сквозь открытое окно они услышали шаги на лужайке – приближался Патрик. Он пел ребёнку что-то вроде колыбельной.

– Бога ради, – прошипела Вера. – Вы ведь не можете это так оставить. Только не вы.

– Нет. – Кристина вынула из папки один лист бумаги и оставила на столе. Она вышла из дома навстречу Патрику. Когда они вернулись, лист снова был в папке, а Вера говорила по телефону. Ребёнок крепко спал, слегка приоткрыв рот, откинув голову назад. Вера повесила трубку.

– Вы будете арестовывать? – спросила Кристина.

– Пока нет. Как вы сказали, история звучит слишком неправдоподобно, чтобы принять на веру без доказательств. Но я надеюсь, убийств больше не будет.

Она проводила их до фургона. Скоро должно было светать. На бледно-сером горизонте занималась заря. Вдалеке запел одинокий дрозд.

– Это ведь одержимость?

– О да. – Кристина бережно взяла Миранду одной рукой и мягко посадила её в детское кресло, не разбудив. – Если мы правы, это именно она.