Ирина Зарубина - Частный сыск

По городу шептались, что по случаю празднества сам скульптор примет участие в спектакле под маской Ореста, сына коварной Клитемнестры.

В театре полным ходом проходили репетиции.

Теперь уже не только Лидия, но и Пракситель без устали готовился к предстоящей роли. Заучив наизусть длинные монологи, он декламировал их вслух, стоя на пороге мастерской.

В руке, будто божественное оружие, он сжимал свой верный резец и с силой рассекал им воздух в то самое мгновение, когда, по замыслу автора, юный пасынок Орест закалывал кинжалом похотливую и мстительную Клитемнестру.

Лидия каждый раз вздрагивала, слыша этот зловещий свист.

Пракситель улыбался.

— Надеюсь, ты будешь осторожен на сцене? — робко спрашивала молодая женщина.

— Тебе не о чем тревожиться, — отвечал он.

Итак, долгожданный день наступил.

Накануне ночью, после отчаянных и бурных любовных ласк, Лидия лежала на широкой груди скульптора, и на лице ее застыло мечтательное выражение.

— Наверное, это счастье, что я встретила тебя, — прошептала она. — Тебя — такого сильного, красивого и надежного. Не знаю, как я смогла бы справиться одна со всем тем, что на меня обрушилось…

— Ты была прекрасной моделью, — после паузы произнес Пракситель.

— Теперь я могу признаться тебе… Ты ведь долго ждал этого момента, верно?

— Не стоит себя неволить. Твои тайны для меня священны.

— Нет, я должна рассказать. Ведь не раз я читала в твоих глазах немой вопрос, и не раз слова досады готовы были сорваться с твоих уст. Не сердись на меня, мой любимый. Мне слишком больно было говорить об этом… даже с тобой. Но теперь… теперь я чувствую в себе новые силы. Это ты дал мне их. Слушай же!.. — Лидия набрала в грудь воздуха и выпалила: — Скилур, чье имя я так часто произносила в бреду, Скилур, которого я призывала в своих снах и мыслях, Скилур, которой ни на минуту не отпускал меня, — он был моим любовником.

Скифский царь, красивый и гордый, он с риском для собственной жизни приплывал на остров, чтобы под покровом тьмы встретиться со мной. Мой муж стал мне ненавистен… я потеряла интерес даже к собственным детям!.. И все из-за него. Он был моим солнцем, моей луною, воздухом, которым я дышала, и животворной влагой, которую пила в самый жаркий день. Увы, однажды Скилура предал человек, который называл себя его слугой и другом. Я поклялась отомстить негодяю. Я долго дожидалась своего часа, сплетая смертоносную сеть. Я выманила предателя из его норы, я обманула его — и вонзила кинжал в его грудь. Никогда — ни до, ни после этого — меня не мучили угрызения совести. Я была чиста перед богами — я отомстила за своего возлюбленного. Но, как видно, и за месть тоже надо платить. Меня заподозрили в чужом преступлении. Верь мне, Пракситель, я и пальцем не тронула несчастного юношу, труп которого нашли в полузасыпанной яме. Я была свидетельницей его размолвки со старшим сообщником, который и убил беднягу лопатой. Он надежно бы спрятал все концы, но тут наткнулся на тело убийцы Скилура и позорно бежал, прихватив амфору с украденными монетами. Ты сам рассказал мне, что произошло с ним в дальнейшем. Как видно, боги всегда находят способ покарать негодяев. Я не знала его, я даже не разглядела в темноте его лица. Если ты подумал, что мы были заодно, ты ошибался. — Лидия помолчала, собираясь с мыслями.

Грудь ее тяжело вздымалась, и Пракситель чувствовал, как тело молодой женщины дрожит от волнения. Затем она проговорила:

— Я заплатила высокую цену за то, что посмела выступить в роли судии. На это имеют право только боги. Я не любила мужа, а в детях не видела своего продолжения, но я горько оплакивала их смерть. Не знаю, искупила ли я этим вину…

Лидия порывисто подняла голову и, заглянув горящими глазами в непроницаемые глаза скульптора, пылко прошептала:

— Увези меня отсюда! Увези куда-нибудь, в далекие страны, где мы могли бы быть счастливы вдвоем и где нас не терзало бы мучительное прошлое!.. Я буду любить, я буду обожать тебя!. Пусть все беды закончатся в тот момент, когда мы сядем на корабль и он отчалит от проклятого острова!

Пракситель положил ей на голову свою тяжелую ладонь и произнес:

— Спи. Завтра будет самый главный день. Ты должна встретить его с восходом солнца!.. Все решится завтра.

И вот день настал.

Укрывшись, как всегда, в дальнем углу мастерской, Лидия наблюдала, как дюжие молодые мужчины с трудом погрузили мраморное изваяние на крытую соломой телегу и, заботливо укутав покрывалом, увезли.

С ними ушел и Пракситель.

В полдень скульптор возвратился, неся в руках большой сверток. Он развернул его, и взору Лидии предстало восхитительное одеяние, театральная маска с двумя узкими вырезами для глаз и крохотные, как раз на ее узкую ножку, высокие котурны.

— Примерь, — распорядился он.

Одеяние пришлось впору, лучше и не пожелаешь.

Пракситель придирчиво оглядел молодую женщину со всех сторон и, кажется, остался доволен.

Они сговорились, что скульптор проведет ее в театр, когда стемнеет, закутав в свой просторный плащ.

Немая старуха нагрела на огне воды, и Лидия с удовольствием омыла тело в мраморной ванне, а затем тщательно натерла ароматными маслами.

Она чувствовала себя так, будто лишь вчера появилась на свет.

На душе было легко и покойно, и, поглядывая на себя в медное зеркало, Лидия видела, как лучатся счастьем ее огромные темные глаза.

Она не могла дождаться, когда же раскаленный диск солнца, приняв тусклый багровый оттенок, скроется в морской пучине.

Инночка спала тяжелым сном. На ее осунувшемся личике не было ни кровиночки… Но сердечко стучало ровно, его удары дублировались электронным писком какого-то медицинского прибора, очень страшного на вид, с датчиками-щупальцами и болотно-зеленоватым экраном, по которому пробегала вздрагивающая белая линия. Замерев в дверном проеме, Наташа немигающим взглядом смотрела на дочурку и даже не заметила, как лечащий врач подошел к ней сзади и положил руку на плечо…

— Не переживайте вы так… — тихо, но убеждающе произнес он. — Все страшное уже позади. Она скоро поправится, обещаю вам.

— А можно я тут нянечкой побуду? — Наташа едва справилась с горячим комом, предательски подкатившим к ее горлу.

— Я поговорю с начальством. С нянечками у нас, сами знаете, напряженка, так что…

— Простите, вы Клюева? — Наташу окликнула молоденькая сестричка, сидевшая за столиком в середине коридора.

— Да, я…

— Кажется, вас к телефону. Какая-то Дежкина, из прокуратуры…

«Чернов умер…»

Казалось, Наташа шла к этому столику целую вечность, подошвы ее сапог будто прилипали, присасывались к полу. А телефонная трубка была холодная, скользкая, как жаба, все норовила выскочить из руки…