Елена Прудникова - Стратегия Победы

Причин было несколько, и первую из них мы уже назвали — огромные богатства страны, сочетавшиеся с чрезвычайной экономической отсталостью. Столько добра лежит плохо и без толку — ну как не прибрать к рукам?

Собственно, ведь и начали прибирать, отчего действия большевистского правительства оказались для «мирового сообщества» особенно обидными. Уже с конца XIX века шла «ползучая» колонизация России. Правда, без войны — но кто сказал, что колонизируют обязательно с помощью армии? Зачем посылать на русские равнины солдат, если можно послать капиталы? В начале XX века это проделывалось чрезвычайно активно.

Троцкий в «Истории русской революции» писал: «Тяжелая промышленность (металл, уголь, нефть) была почти целиком подконтрольна иностранному финансовому капиталу, который создал для себя вспомогательную и посредническую систему банков в России. Легкая промышленность шла по тому же пути. Если иностранцы владели в общем около 40 % всех акционерных капиталов России, то для ведущих отраслей промышленности этот процент стоял значительно выше».

Уже в конце XIX века заграничными являлись 60 % капиталовложений в российскую тяжелую промышленность и горное дело. Только англо-французский капитал контролировал 72 % производства угля, железа и стали, 50 % производства нефти. Всем читателям старшего и среднего возраста, учившимся в советской школе, известен «ленский расстрел» — это когда на ленских золотых приисках воинские команды открыли огонь по толпе рабочих, требовавших восьмичасового рабочего дня и увеличения зарплаты. Менее известно, что контрольный пакет акций компании, владевшей этими рудниками, принадлежал британской фирме «Лена Голдфилдс» (в переводе — «Ленские золотые поля»), А всего данная фирма контролировала добычу примерно трети российского золота.

Это лишь один пример деятельности англичан. Кроме того, были еще капиталы германские, бельгийские, американские...

В этом и есть разгадка пресловутого «промышленного подъема» Российской империи, о котором так любят кричать господа «патриоты». То же самое сто лет спустя произошло в Юго-Восточной Азии. В начале XX века пути сообщения были не те, что сейчас, но механизм тот же: «импорт» заводов в регионы с более дешевым трудом и, отчасти, поближе к местному потребителю.

Отсюда и странный дисбаланс между крупными и мелкими российскими предприятиями. Пока корпорации не начали пожирать мелкий бизнес, промышленность развитых стран имела вид пирамиды: внизу — много-много мелких предприятий, наверху — несколько заводов-гигантов, остальные в обратной пропорции располагаются между ними. Это естественно, понятно и должно было строиться так и в России, поскольку до засилья корпораций Российской империи было как до Луны.

В 1913 году Россия по объему промышленного производства занимала пятое место в мире, ее доля в мировом производстве составляла 4 %. Казалось бы, немало — но если посмотреть показатели на душу населения, все выглядит уже куда более кисло. На душу населения Англия и США производили продукции больше в 14 раз, а Франция — в 10 раз, чем Россия. И даже если вывести из учета экономически пассивное беднейшее крестьянство (а это около 80 млн человек или половина населения страны), все равно мы получим отставание в 7 и в 5 раз соответственно. То есть передовые страны нам было на самом деле догонять и догонять!

А вот по концентрации производства (то есть удельной доле крупных и сверхкрупных предприятий), которая является одним из важных показателей экономического развития, Россия находилась на одном из первых мест в мире — если не на первом! По крайней мере, США она обгоняла. Все тот же Троцкий писал:

«Мелкие предприятия, с числом рабочих до 100 человек, охватывали в 1914 году в Соединенных Штатах 35 % общего числа промышленных рабочих, а в России — только 17,8 %. При приблизительно одинаковом удельном весе средних и крупных предприятий, в 100-1000 рабочих, предприятия-гиганты, свыше 1000 рабочих каждое, занимали в Штатах 17,8% общего числа рабочих, а в России — 41,4 %! Для важнейших промышленных районов последний процент еще выше: для Петроградского — 44,4 %, для московского — даже 57,3 %. Подобные же результаты получаются, если сравним русскую промышленность с британской или германской» [143] .

Как такое могло быть?

Объяснение простое: значительная часть крупных предприятий России была «импортирована» из-за границы, примерно так, как это сейчас происходит в Азии. Формально они входили в российскую экономику, а фактически иностранцы использовали страну как колонию, производя нужные им товары и качая прибыли.

«Можно сказать без всякого преувеличения, что контрольный пакет акций русских банков, заводов и фабрик находился за границей, причем доля капиталов Англии, Франции и Бельгии была почти вдвое выше доли Германии» [144] .

Казалось бы, какая разница, кто получает прибыли — его степенство Савва Толстопузов или столь же упитанный мистер Джон Панч? Экономически, может быть, и никакой, но вот стратегически... Господа капиталисты ведь не ограничивались качанием прибылей, они активно лезли в политику, формировали свои лобби во властных верхах и великосветских салонах и в конечном итоге влияли на политику правительства, заставляя Россию защищать не собственные интересы, а интересы тех стран, где сидели головные офисы хозяев русской промышленности.

Зная это, стоит ли обсуждать, почему Россия вступила в Первую мировую войну, в которой у нее не было абсолютно никаких интересов? А что ей оставалось, если хозяева решили воевать?

Кстати, кроме того, что страна была поставлена под ружье во имя защиты интересов метрополии, хозяева российской оборонки сделали на ней еще и совершенно роскошный гешефт. Казенные заводы не справлялись с военными поставками, и, естественно, владельцы частных заводов тут же втрое и вчетверо взвинтили цены на свою продукцию, а промышленное лобби во властных кругах эти цены продавило. Чтобы расплатиться за поставки, российское правительство брало займ за займом у тех же Англии и Франции, все более загоняя державу в безвылазную долговую кабалу. Каждый снаряд, вышедший из ворот частного завода, мало того, что стоил в два, три, а то и четыре раза больше, чем на казенном заводе, так еще и оплачивался дважды: в настоящем и в будущем, когда придет пора отдавать долги. Красиво, правда?

Ну, а после войны перспективы открывались еще более радужные. Троцкий по этому поводу писал:

«Думская делегация, нанесшая дружественные визиты французам и англичанам, могла без труда убедиться в Париже и Лондоне, что дорогие союзники намерены во время войны выжать из России все жизненные соки, чтобы после победы сделать отсталую страну полем своей экономической эксплуатации. Разбитая Россия на буксире победоносной Антанты означала бы колониальную Россию» [145] .