Елена Прудникова - Стратегия Победы

Тем не менее, заявки наркоматов по Белоруссии и Северо-Западу НКПС обещал удовлетворить полностью, что косвенно говорит о развитии промышленности в этих регионах (проблема Ленинграда рассматривалась отдельно). Зато по Украине заявки жестоко урезали, эвакуация Одессы вообще обеспечивалась на 25 %. Причины, конечно, объективные — плохое развитие транспорта, большие объемы воинских перевозок (армия была маленькая — всего полмиллиона, но и железные дороги тоже дохлые). А ведь проблема-то заключалась именно в Украине! Там был мощный промышленный район, и именно на украинские черноземы в первую очередь нацеливались завоеватели — сперва поляки с румынами, затем немцы.

Все ж таки перевозки кое-как сумели рассчитать. А вот дальше начинался хаос. Грузы направлялись в места, выбранные самими наркоматами, — куда хочу, туда везу. Естественно, все выбирали наиболее «вкусные» районы, в первую очередь Москву. Вопрос приемки грузов и вывоза их со станций не отражался в плане вообще никак. Грузовиков в стране, считай, что и не было, а лошади подлежали мобилизации — так что заторы были обеспечены до небес, но НКПС это уже не волновало, а единого координирующего органа... правильно, не было! Отсутствовала также финансовая смета. Для тех времен это было не смертельно — страна мгновенно вспомнила бы «военный коммунизм» — но неприятно.

План, датируемый 1928 годом, оказался уже вполне приличным, и его приняли за основу дальнейшего эвакуационного планирования. На этот раз зоны эвакуации привязали к административным границам — раньше они обозначались просто линиями на карте (прокомментировать читатель может самостоятельно, правда?). Приграничную полосу разделили на сектора — до тех пор при угрозе нападения, например, Румынии в движение приходила вся западная граница, от Черного моря до Карелии. Причем тут Карелия, если нападает Румыния? А вот такое было планирование. Планы эвакуации надо было привязывать к оперативным и мобилизационным планам РККА, а их более-менее составили лишь к 1927 году.

Сводился эвакоплан образца 1928 года, так же как и первый, в Центральном мобилизационном отделе НКПС на основе заявок наркоматов. НКТорг отвечал за вывоз товарных запасов, НКЗем — племенного скота, НКЗдрав — ценного медицинского оборудования, НКВД отвечал за перемещение людей и состояние эвакуационных баз, Наркомфин — за составление сметы и т. п.

Единого органа, увязывающего потребности разных наркоматов и определяющего степень важности грузов, по-прежнему не существовало. НКПС все заявки удовлетворить не мог, а оборонных приоритетов попросту не знал — не его это дело. Это вело к проценту. К счастью, разбивка по наркоматам была куда менее подробной, чем пятнадцать лет спустя. За эвакуацию предприятий отвечали не десять наркоматов, а один Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), который более-менее способен был разобраться с приоритетами — иначе хаос при таком подходе получился бы невообразимый.

Реввоенсовет, правда, предлагал возложить задачу координирования на Штаб РККА, где как раз сидел незабвенный товарищ Тухачевский. К счастью, идея умерла еще до рождения. Но эвакоплан и без вмешательства военной мысли имел еще столько недоработок, что скучно бы в любом случае не было.

...Итак, эвакуацией ведали три структуры. Наркомат давал заявку — сколько, откуда и куда везти — и отвечал за подготовку своих объектов к вывозу, НКПС сводил все воедино и составлял общий план. Кроме них, в деле участвовал еще НКВД, который отвечал за вывоз людей и составлял планы баз эвакуации. У нас принято связывать эту аббревиатуру с массовыми репрессиями, ГУЛАГом и прочими «ужасами сталинизма». Однако до 1934 года «ужасами» ведала совсем другая контора — ОГПУ. НКВД же, появившийся на свет еще в 1917 году, существовал сам по себе и, кроме борьбы с уголовщиной, занимался множеством самых разнообразных дел — большей частью тех, которые не знали, на кого свалить. Так что возня с эвакуацией была ему также «по профилю».

А поскольку координирующий орган по-прежнему отсутствовал, наличие двух стыков в деле наводило на отнюдь не веселые размышления.

Аппетиты наркоматов были невелики, но удовлетворить их НКПС все равно не мог. По плану 1928 года возможности вывоза были следующими:

В реальности, исходя из принципа «гладко было на бумаге», процент получился бы еще меньше. Хотя и так масштабы эвакуации хорошо характеризуют состояние советской промышленности: должно было быть вывезено 352 предприятия, 141 тыс. человек и 111 тыс. т грузов в порядке эвакуации, 57 тыс. человек и 57 тыс. т грузов по ходу разгрузки. Чувствуете разницу с 1941 годом?

Речь о более-менее серьезном перебазировании производства при таких объемах перевозок не шла. Должны были вывозиться отдельные, наиболее важные цеха заводов, технологические линии, жизненно важные части оборудования, остальное по возможности уничтожаться. Возобновления производств как таковых в тылу план не предусматривал, вывозимое оборудование предполагалось хранить на складах или, в лучшем случае, по частям передавать действующим заводам. Правительство могло иметь на этот счет свое мнение — но все снова упиралось в проблему смежников, поставок, электроэнергии и пр., то есть все в ту же координацию.

Отдельную проблему представлял собой Ленинград. Запертый в углу между двумя близкими границами с очень недружественными государствами — Эстонией и Финляндией, этот мощнейший промышленный центр был связан со страной всего одной относительно безопасной железнодорожной линией — на Москву, остальные уходили на запад или шли рядом с Финляндией. Согласно первоначальным эвакопланам, решено было вывезти из города 96 заводов (из них 61 имел мобилизационное задание, а 18 являлись уникальными). При этом на все про все НКПС выделял 23 тысячи вагонов (минус бардак, минус диверсии и бомбежки, а на все «минусы» по плану отводилось до 33 % объема перевозок).