Александра Стрельникова - Ягодка опять

Киваю. Комнат здесь, на втором этаже, помимо двух спален, в которых устроились мы с Данькой и Любка с Шуркой, еще две. Выходим в коридор и сворачиваем в следующую же дверь. Саша плотно прикрывает ее за собой и обводит помещение взглядом. Мебели тут не много. Только самое необходимое: шкаф, тумбочки, столик с зеркалом, пара стульев и, естественно, здоровенная кровать. Смотрит на нее и воровато отводит глаза. Подношу фигу к самому его носу. Хватит. Дурней нема. Он смеется и как в самый первый раз целует сначала сам кукиш, а после запястье там, где бьется пульс.

— Опять ничего не можешь с собой поделать?

— Не могу, Надь…

— А я, пожалуй, попробую с собой справиться.

— А надо?

— Единственный вывод, который я для себя вынесла из всей этой истории, таков: от тебя, Саш, нужно держаться как можно дальше. Целей будешь. И физически, и душевно.

Отступает, опуская руки.

— Все так. Тут ты абсолютно права. Не надо было мне приезжать. И сегодня. И все предыдущие разы…

Уточняю:

— Два раза.

— Три.

— Первый, когда ты меня из сугроба вынимал, не в счет.

— Почему?

— Это была случайность.

— В этом мире нет ничего случайного.

— Ты фаталист?

— Да нет. Прагматик.

— Больше тебя не пытались травить или отстреливать?

— Пока нет.

— Ты хоть понимаешь, что вокруг тебя происходит?

— Кажется, начинаю понимать. Но полной уверенности нет. И главное, нет никаких доказательств.

— Это… политика?

Усмехается криво.

— Скорее экономика. И хватит. Не за тем я сюда ехал. Сбежал через окно в сортире, как заяц петлял, чтобы от погони уйти и все такое прочее…

— Правда что ли через окно?..

— Ага. Лучше ничего не придумал. Я ведь, черт побери, не Джеймс Бонд, а просто чиновник. В очках вон…

Сдергивает их с носа и с отвращением осматривает. Как у любого человека, который давно и постоянно носит очки — на переносице привычные отметины. Массирует их, зажмурив глаза.

— Почему не сделаешь себе линзы?

— Я в очках интеллигентом выгляжу.

Смеюсь.

— А на самом деле?

— На самом деле хам, наглец и потомственный гегемон. Папа на заводе всю жизнь проработал. Токарем. А мама — в милиции. Участковым. Боялись ее все, как черт ладана.

— И ты?

— И я.

Опять смеется. И даже как-то светлеет от этих воспоминаний.

— Они живы?

— Что? Да. Оба уже на пенсии, но держатся молодцом. Купил им дом хороший на Волге. Так они оттуда и не вылезают. У отца там пасека, куры свои, корова. У мамы огород, парники. Мясо не покупают. Отец летом прикармливает кабанчиков — посеял на просеке траву всякую, которую они любят, какую-то еще жрачку им готовит и возит. Они привыкают в определенное время туда приходить. А ближе к зиме мама берет в руки карабин… И все. Холодильник промышленный полон. До следующей осени как раз хватает. Очень гордятся тем, что живут на полном самообеспечении. В магазин только за хлебом ходят и за сахаром.

— А за водочкой?

Грозит пальцем.

— А самогон на что?

Смеюсь, а потом грустнею. Мои-то родители умерли уже давно. Ушли друг за другом. Сначала мама прибралась. А папа — вроде и здоровый был мужик, — сразу после этого хиреть начал. Через два года и его не стало… Так что нет у моего Даньки дедушки и бабушки. То есть — вот они, имеются. И ему с ними, наверно, в этом доме над Волгой летом было бы очень хорошо… От этих мыслей как-то размякаю. Сашка, сволочь, тут же чувствует это, снова подступает ближе, обнимает, притягивая к себе…

Его губы находят мои, руки гладят спину, а потом и налитую молоком грудь. Тут же чувствую, как ткань вокруг сосков начинает намокать, и дико смущаюсь. Отстраняется и смотрит с любопытством, продолжая водить большими пальцами по напрягшимся соскам, которые явственно проступают через хлопок блузки и тонкое кружево лифчика.

— Что это? Молоко?

— Да.

Принюхивается. А потом наклоняется и втягивает сосок в рот — прямо через ткань. Вздыхаю и позволяю ему расстегнуть пуговки на блузке, стянуть в сторону кружево и начать ласкать мою грудь уже без помех… Боже. Что он каждый раз со мной делает?..

— Сладкое… Ты вся сладкая. И пахнешь корицей…

Бормочет невнятно, не отрываясь от своего занятия. Я же стою, откинув голову назад, пальцами вцепившись ему в волосы на затылке и боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть подступающее блаженство…

И тут за спиной Саши распахивается дверь. Резко, так что ударяется о стену ручкой. На пороге женщина. И я с ужасом узнаю ее. В первую очередь по трости, на которую она изящно опирается.

— Какая прелесть!

Саша вздрагивает и оборачивается, все еще прикрывая меня своей спиной. Я, пользуясь этим, принимаюсь торопливо застегивать блузку. Все равно совершенно непристойно выглядит — промокшие круги вокруг сосков не могут не привлечь внимания.

— Наташ…

Саша оставляет меня и делает шаг к жене. Но она уклоняется, продолжая придирчиво с усмешкой рассматривать меня. Естественно видит и молочные круги…

— Стало быть и ребеночек где-то поблизости? Как удачно. — оборачивается в сторону коридора и повышает голос. — Разберитесь с ним.

Вижу какое-то движение за спиной этой суки и слепо бросаюсь вперед спасать Даньку. Но не успеваю ничего. Возникший рядом с Сашиной женой Георгий Федорович — снова в черном, но уже опять не в смокинге, а в комбинезоне, вскидывает руку и одним коротким ударом погружает меня в глубокий нокаут.

Когда очухиваюсь, то обнаруживаю себя уже не в спальне, а на диване в гостиной. Руки связаны за спиной. Ноги по-моему тоже. Пробую пошевелить — точно. Справа от меня в кресле сидит Саша. Его держит под прицелом невозмутимая Любка. Смотрю на нее с изумлением. Она натыкается на мой взгляд и быстро отводит глаза. Сашина жена, постукивая своей тростью, прогуливается туда сюда мимо нас. Сенцова не видать. Зато имеется Георгий Федорович, который занял позицию у дверей. Это что же получается-то?.. И… Господи!!! Что они сделали с Данькой?!!

— Мой сын…

— О! Проснулась! — Сашина жена останавливается напротив меня. — Не дергайся. Спит он. Концепция поменялась. Раньше я думала поступить как обычно. Твою смерть свалить на Димку. Бедолага. Совсем с катушек слетел… Его оказалось так легко убедить в том, что это именно он убивал всех твоих баб, Саш.

— Но зачем, Наташ, зачем?

— Как зачем? Если бы я все пустила на самотек, ты бы со мной давным-давно развелся. Я же видела, что любви давно нет. А мне это совсем не надо было. А так ты заводить романы боялся. Ведь это всегда кончалось трупом… И очередным водворением Димы в больничку. Все довольны, все смеются.

— Что изменилось теперь?

— Теперь у меня есть Георгий. Мы поженимся и будем жить долго и счастливо. Правда Гошенька? — громадный Гоша кивает с каменным лицом. — И у нас будет много-много денег после того, как ты отправишься на тот свет. Все ждала, что тебя все-таки грохнут, но нет. Живучий, как кошка! Даже в той аварии, когда и я чуть на тот свет не отправилась, а Димка дурачком стал, тебе — хоть бы хны. А ведь все тогда из-за тебя, сука, приключилось! И не надо снова начинать гундеть про неизвестно откуда выскочивший Камаз с неработающими тормозами…