Ефим Друц - Волки

Седой постоял у прилавка со сладостями, пошутил с молоденькими продавщицами и, увидев, что делать ему здесь нечего, направился было к выходу, но у самой двери заметил еще одну дверь, ведущую в кафетерий. Там он и увидел знакомую фигуру Леньки, своего старинного кореша. Седой вошел в кафетерий, где Ленька не торопясь отхлебывал принесенное с собой вино, запивая его кофе. Удивительно, но Ленька, этот вечный пессимист, был в хорошем настроении и всего, что так угнетало Седого, вроде бы и не замечал. А это могло быть только в одном-единственном случае — если дела у Леньки в полном порядке. Уж очень он был деловым, еще с той поры, когда на Якиманке царили совсем иные нравы и порядки.

Седой подошел и кивком головы поприветствовал Леньку. Тот степенно кивнул в ответ, и это тоже что-то значило. Раньше Ленька не посмел бы так вести себя с Седым.

— Здорово, мужик! — тихо сказал Седой. — Винцом балуешься?

— А что нам, старикам, остается, не наше время, — слукавил Ленька и хитро посмотрел на Седого, — глянь, кто кругом царит — кожаные! Понадели куртки и думают, что всех напугали. Помнишь, Седой, как в наше-то время было? Когда ты на улицу выходил, ребята за версту кланялись. А теперь и не знает тебя никто…

В голосе Леньки прозвучали весьма ехидные интонации, но Седой просто не обратил на это внимания. Он слушал, ему нужно было понять, как могло случиться, что Ленька, который и раньше-то не мог приспособиться к делу (блатные в округе всегда держали его на третьих ролях), вдруг так неожиданно вписался в новую жизнь.

— Вообще-то я тебе скажу, Седой, — снова заговорил Ленька, — сейчас жить можно, если мозги напрячь…

Последняя фраза чуть было не заставила Седого рассмеяться (уж очень смешно прозвучало это у Леньки: «Напрячь мозги»), но он сдержался и снова стал слушать.

— …Эти молодые, если к ним подход найти и подсказать им кое-что, могут большие бабки взять…

«Вот оно что, — подумал Седой, — в каком-то деле он. Надо бы узнать, может, это что-то интересное?»

— Кстати, — продолжил Ленька, — тебе деньжат не надо? Могу подбросить.

— Я бы выпил, — сказал Седой и подошел к прилавку. Через пару минут он вернулся, держа в руках бутылку вина и пару бутербродов.

— Открывай, — бросил Седой Леньке и облокотился о стол.

Еще через минуту они уже чокались и, поглядывая друг на друга, выжидательно молчали. После небольшой паузы Ленька заговорил:

— Так ты как к моему предложению отнесся?

— Это к какому? — спросил Седой как ни в чем не бывало. — Насчет выпить, что ли?

— Ладно тебе, я о другом.

— А, — безразлично сказал Седой, — не нужно мне все это, стар я стал.

— Не хитри, Седой, — усмехнулся Ленька, — по глазам вижу, недоволен ты шибко тем, что вокруг, не по тебе это.

— Не по мне, — согласился Седой, — но менять я ничего не собираюсь, на покое я.

— Что ж, тебе и бабки не нужны?

— Бабки всем нужны, но покой дороже.

— А здесь и беспокойства никакого не надо, подсказать кое-кому кое-что, чтобы не ошиблись, вот и деньги в руках. Нам с тобой делать ничего не надо, молодняк все сам сделает.

«Затягивает он меня куда-то», — подумал Седой. Он и в самом деле заинтересовался, а может, прошлое всколыхнулось в душе, словно те, далекие годы, когда царил он в округе, вернулись обратно.

— Ты не крути, а говори толком, дело, что ли, какое? Я бы выслушал, может, у меня что-то и найдется для тебя…

— Это разговор, — обрадовался Ленька, — но ты не торопись, давай еще выпьем, а потом и о деле можно поговорить. Какой-то ты неторопливый стал, я раньше за тобой такого не замечал.

И тут Седой впервые по-настоящему понял, что время действительно изменилось, если Ленька может с ним так разговаривать. И еще Седой подумал о том, что постарел, и ему стало грустно. Но Ленька всего этого не заметил, ему было не до того. «Если Седого взять в дело, то удача следом побежит, — подумал он. — Седой всегда был крут на расправу и авторитетом пользовался огромным».

И еще вспомнил Ленька, что когда-то Седой имел и другую кличку — Бесноватый. Он даже при встречах и новых знакомствах всегда представлялся: Бесноватый. И все снисходительно улыбались, поначалу думая, что это фамилия. Седому же было все равно, как его называли и как воспринимали. Ходил он немного сгорбившись, словно еще тогда, в молодости, чувствовал себя опытным, зрелым человеком. В разговоре иногда отводил глаза, если ему что-то было неприятно или если его не устраивал вопрос. Казалось, Седого что-то тяготит, но никто его об этом не расспрашивал, да и он не откровенничал, даже во время застолий. Когда Бесноватый слишком много выпивал, то еще больше горбился, да глаза его зажигались мутноватым звериным огнем.

Вспомнилась Леньке и одна его давняя встреча с Седым. Произошло это в небольшом заведении, где собирались любители выпить и закусить на скорую руку. Седой стоял за столиком, на котором ухитрился разместить три кружки пива и кое-какую снедь. Он был пьян, — это Ленька увидел сразу, но, заметив его, кивнул.

— Ты один? — спросил Ленька, подходя к столику.

— Один. Пристраивайся.

Они молча потягивали пиво, и начать разговор явно не спешили.

— Послушай, — неожиданно сказал он, — хочешь я расскажу тебе историю, из-за которой меня стали называть Бесноватым?

— Валяй, — как можно небрежнее сказал Ленька, подумав, что пьяный Седой выдаст что-нибудь этакое, и это наверняка будет занимательно.

— Эка грубо, — продолжил Седой, — я ведь хочу тебе открыться, исповедаться, что ли…

— Прямо-таки и исповедаться! Что я поп, что ли? Хочешь остаться чистым, душа болит?

— Мало ли что может случиться, вдруг возьму и помру?

Седой отхлебнул из кружки и, взяв сигарету, размял ее вдруг задрожавшими руками.

— Вообще-то я всегда был спокойный, но как случилось это… Прямо и не знаю, что со мной произошло.

— Ну говори же, говори, — торопил его Ленька.

— Да погоди ты, никак с мыслями не соберусь, все путается. В общем, было это несколько лет назад. Прихожу я к одному своему корешу и вижу такую картину: сидит он, голову на стол уронил, и дрожь его сотрясает. Встряхнул я его за плечи и спрашиваю: «Что с тобой?» А он мне: «Отстань!»

А надо тебе сказать, Ленька, что кореш мой был крепким парнем: и под пулями, и под ножами побывал — ничего его не брало. А тут на тебе — плачет! Шуточное ли дело?! «Да что такое?» — спрашиваю я его снова, а он:

«Баба моя меня опоганила, Седой!»

«Как так?»

«А вот так! Свалялась с кем-то».

«Откуда знаешь? Может, сплетни? Кто тебе сказал?»

«Сама и сказала».

«Где она?»

«В соседней комнате».

Захожу я туда, а там сидит его деваха (красивая, черт!) и в зеркале себя рассматривает. Я у нее спрашиваю: «Что тут происходит?» А она улыбнулась и говорит мне: