Айрис Мердок - Лучше не бывает

Он опять включил фонарь, осматривая своды и стены. Пещера была не больше и не меньше, а ее стены также круто уходили в воду. Не было ни одного выступающего из стены камня, где можно было бы отдохнуть. Пирс подумал: так продолжаться не может. А потом он подумал: а почему бы и нет? Пещера тут снова поворачивала, довольно круто изгибаясь влево. Почему бы этим теплым пещерным путям, так аккуратно проделанным водой, не тянуться бесконечно долго ниже уровня прилива? Он мог бы плыть по ним часами в кромешной тьме, пока поднявшиеся воды не прижмут его макушку к округлому скользкому своду.

Паническая дрожь пронзила Пирса, как электрический удар, и ему сразу стало холодно. Он думал: предположим, если я очень быстро поплыву назад по тому же пути, успею ли я выплыть из пещеры до того, как прилив затопит выход? Он поднял руку из воды и зажег подсветку часов. Его часы, залитые водой, но такие привычные, казались зловещими и одинокими под черным куполом воды. Он был внутри всего лишь пятнадцать минут. Он может успеть выбраться, если сейчас повернет назад. Пирс выключил свет и изо всех сил поплыл вперед, еще глубже в пещеру.

Он остановился снова и включил свет, желая быть уверенным, что не пропустил новых разветвлений. Кажется, одно было впереди. Он осторожно поплыл вперед и выплыл на обширное место, из которого было уже не меньше четырех выходов – черных кругов, похожих на сжатые кулаки над медленно движущейся водой, освещаемой фонариком; она казалась слоистой и шоколадно-коричневой в его неровном свете. Тут Пирс увидел справа от себя, когда пещера расширилась, выбоину в стене, похожую на наклонную полку. Пирс подплыл к ней и попытался взобраться на нее. Это оказалось делом нелегким. Она вся была покрыта зелеными водорослями, тонкими, как волосы, это делало ее крайне скользкой. Наконец он примостился, хоть и неудобно, наполовину в воде и зажег фонарь, с осторожностью осматриваясь. Впереди было четыре выхода. Пирс увидел, что их своды значительно ниже, чем те, что были в прежних пещерах. Пещера явно уходила вниз.

В этот момент Пирс услышал шум в воде. И не он производил его. Он лежал, подобно тюленю, совсем тихо, вытянувшись в углублении, удерживаясь там с трудом благодаря выступающему острому камню, за который цепко держался. Он напрягся, прислушиваясь. Это был плеск, производимый кем-то большим и неуклюжим. Пирс с трудом повернулся, держась за край выбоины, и посмотрел через плечо. Бледный коричневый луч фонаря заскользил по поверхности воды. Кто-то был здесь, кто-то приплыл сюда – в сердце пещеры. Это был Минго.

– Минго! – крикнул Пирс.

Он резко выпустил из рук фонарь и перестал держаться за край своего убежища. Когда он скользнул вниз, веревка, привязывавшая фонарь к ремню, задела за острый выступ камня и оборвалась. Фонарь балансировал на самом краю и затем тихо сполз в воду и исчез в ней.

Пирс все еще лежал, прижавшись к скользкой скале, вода доходила ему до плеч, одной рукой он ухватился за водоросли. Тьма была плотной, абсолютной. Звук плеска приблизился, Пирс вытянул руку и ощутил ошейник Минго и сухую шерсть его головы. Минго вскарабкался на скалу, стараясь забраться подальше от воды.

– О Минго, Минго, – сказал Пирс.

Он подтолкнул собаку повыше на маленький уклон с водорослями и положил голову на ее мокрый теплый бок, вцепившись в скалу мертвой хваткой. Горячие слезы вдруг заструились по его лицу.

– Что же нам делать? – спрашивала Пола.

Она смотрела на Дьюкейна. Барбара схватила его за рукав. Близнецы обнялись.

– Моторная лодка? – спросил Дьюкейн.

– В деревне есть одна, – сказала Пола, – но в это время…

– Ее арендовали на весь день, – сказал Эдвард, – мы видели, как она уплыла.

– Нужно позвонить в береговую полицию, – сказал Дьюкейн. – Нет, не это… Давно он туда заплыл?

– Наверно, минут пятнадцать прошло, – сказала Барбара.

– Больше, – уточнила Генриетта.

– Понимаете, – сказала Барбара, ее голос стал высоким от страха, – я совсем не верила ему сначала. Я ждала, когда он выйдет оттуда. Потом я вдруг поняла, что он говорил серьезно. А потом стало ясно, что он не выплывет сам.

– Мы там тоже были, – сказал Эдвард. – Я был уверен, что он не шутил. Я об этом сразу сказал.

– Мы скоро увидим, как этот юный идиот выплывет из пещеры и…

– Нет, нет, нет! – завыла Барбара. – Он внутри, он собирается там остаться, я знаю!

Дьюкейн задумался. Он старался соображать как можно быстрее, глядя на Полу, которая отчаянно пыталась помочь ему.

– Когда море закроет вход в пещеру?

– Через полчаса.

– Через двадцать пять минут, – поправила Генриетта.

Дьюкейн посмотрел на часы.

– Послушайте, – сказал он Поле, – будем предполагать худшее. Звоните в береговую полицию, звоните в деревню. Если увидите моторную лодку, остановите ее. Выясните, знает ли кто пещеру. Узнайте, есть ли у кого-нибудь легководолазное снаряжение и кто умеет им пользоваться. Хотя я не знаю, на самом деле… Я сейчас оплыву скалу и посмотрю. Может быть, он притаился сразу за входом, пытаясь просто напугать нас.

– Мы с вами! – закричали дети.

– Нет, вы не пойдете, – ответил Дьюкейн. – У вас озноб, вы слишком долго были в воде. – Все трое детей дрожали. – Во всяком случае, это на вас Пирс пытается произвести впечатление. Особенно на тебя, Барбара. Если он подумает, что ты там, он не выйдет. Вы идите с Полой.

– Джон, ты ведь не пойдешь в пещеру? – закричала Пола.

– Нет, нет. Только посмотрю. Возможно, я встречу Пирса, возвращающегося обратно. Идите, вы все, и не паникуйте.

Дьюкейн снял пиджак и галстук. Скинул ботинки, носки и брюки.

– Идите! – крикнул он остальным.

Пола и дети побежали по гальке. Дьюкейн опять надел ботинки и побежал в противоположном от них направлении, туда, где в море спускалась красная скала, и скользнул в воду.

Он плыл, делая сильные и быстрые гребки, стараясь держаться как можно ближе к скале. Он чувствовал подводные течения, из-за которых купальщики не жалуют этот пляж. Они несли его назад, и он продвигался медленно. Он еще никогда не испытывал такого ощущения от плавания – он как будто в судороге агонизировал на одном и том же месте. Он уже задыхался. Рукава рубашки намокли, они вздулись, наполнившись водой, он стал стаскивать с себя рубаху. Не переставая плыть, он стащил ее через голову и бросил в воду. Затем течение ослабло, когда он повернул за скалу и оказался в другой бухте, откуда уже не было видно Трескомба.

Теперь уже ничего не было видно, кроме спокойного моря, и неба, и скалы, закрывавшей сейчас вид на берег. Дьюкейн почувствовал себя вдруг маленьким и одиноким. Красная скала вблизи оказалась коричневой терракотой с серо-голубыми и синими полосами, она круто обрывалась в море и выглядела такой сухой и обветренной, что казалось, рассыплется от соприкосновения с водой. Широкая полоса внизу указывала уровень прилива, а водоросли, пекшиеся на солнце с тех пор, как море выбросило их, свисали темными уродливыми пучками, как колтуны. Поверху виднелись стайки белых маргариток, неведомо как угнездившихся на скале. Дьюкейн чувствовал их аромат, смешанный с теплым морским запахом полузасохших водорослей.