Мишель Бюсси - Я слишком долго мечтала

Ил не отвечает. И все-таки он меня слышит.

– Какой же я была дурой, Ил, какой дурой… все эти годы! Соблюдать наш договор, да это же просто безумие! Сможешь ты когда-нибудь простить меня? Ты, наверно, каждый день проклинал мое молчание, как я проклинала твое, но клянусь тебе, да, клянусь чем хочешь, что я никогда не переставала тебя любить.

Не было дня, чтобы я не думала о тебе. И не было дня, чтобы я не думала о Шарлотте. Хотя не знала ее имени и ни разу не видела лица. Задолго до того как Шарлотта стала оживлять прошлое, превращать «случайности во встречи» по Элюару, мне все напоминало о вас: детский смех в школьном дворе, голос гитары, вырвавшийся из двери кафе, самолет, взлетевший где-то вдали. Вы стали парой моих фантомов. Пугающих фантомов, которые в первые годы заставляли меня плакать, видеть кошмары и во сне, и наяву, бессонными ночами. Со временем я их приручила, могу тебе в этом признаться. Я была не так уж несчастна все эти годы. Жила в семье, любимая своими дочками, сперва маленькими, потом подростками – и очаровательными, и строптивыми; любимая человеком, способным обожать меня за двоих и страдать за двоих, способного все простить. И когда, несмотря на это, меня пронзало страшное ощущение, что я прохожу мимо своей настоящей жизни, появлялись вы, два моих обожаемых фантома, и я говорила с вами в тишине моей спальни, в долгих прогулках по берегу реки, во время стоянок самолета, в отелях, похожих один на другой, в разных концах света. Я говорила с вами, как сегодня говорю с тобой, – не ожидая никакого ответа.

Ил не реагирует, когда я сжимаю его руку. Ил не двигается, когда я наклоняюсь к нему.

– И все же, Ил, все же… как бы я хотела, чтобы ты сегодня мне ответил! Был ли ты счастлив? Была ли радостной твоя жизнь? Ты уже знаешь, уже понял, что я познакомилась с Шарлоттой. Ты ее воспитал, Илиан! Воспитал за двоих! Это самый прекрасный фантом во Вселенной! Да, мне известно, что вы расстались в ссоре, но будь спокоен, она вернется, вернется очень скоро, через несколько минут, и разделит с тобой сюрприз, который не пропустит ни за что на свете, сюрприз, который никто на свете не захочет пропустить.

Я придвигаюсь к нему вплотную. Мои губы почти касаются его губ.

– Ты устал, Ил, я вижу, что устал, твои веки смыкаются, но ты борешься со сном. И, значит, слышишь меня. Я не стану тебе мешать – спи, у нас впереди есть еще время, столько времени, гораздо больше, чем за все эти годы. Я дам тебе поспать, чтобы ты отдохнул. Нужно, чтобы ты был в форме, когда проснешься через несколько минут. Ради обещанного сюрприза.

Но перед этим я хочу признаться тебе еще в одном, Ил, в единственной вещи, которую я не понимала все эти двадцать лет и которую помог мне понять Батисто и даже Улисс – на свой манер. Я так сильно любила тебя, Илиан, не только за то, что ты был милым, привлекательным юношей, страстным любовником и будущим идеальным отцом… Таких мужчин на свете миллиарды. А я любила тебя так сильно, потому что ты был выдающейся личностью. Одаренным артистом. Сверходаренным. Но слишком скромным, чтобы признать себя талантливым. Ты нуждался в женщине, которая твердила бы тебе это изо дня в день, помогла бы уверовать в свой талант. Я не смогла этого сделать много лет тому назад и никогда себя не прощу. Так вот, постарайся не поддаваться усталости еще несколько минут, любимый мой, и послушай: ты не заурядное создание, не мелкая сошка, ты один из тех людей, кто оставляет частицу себя на этой земле. И я благодарю тебя, Илиан, благодарю за твою любовь ко мне, я ею горжусь. А теперь спи, отдыхай, обожаемый мой гитарист. Я люблю тебя. Любила, люблю и буду любить всю мою жизнь.

Касаюсь губами его губ.

И на цыпочках выхожу из палаты.

Когда я проснулся в своей палате, на этой кровати, опутанный с головы до ног проводами, передо мной светился огромный экран.

Экран телевизора вдвое большего, чем тот, что стоял здесь прежде.

В комнате много народу – медсестры, врачи, мои близкие. Они принесли стулья, кое-как разместились вокруг моей кровати. Их тут человек пятнадцать, не меньше. В общем, неожиданное пробуждение.

Признаться, я не совсем понимаю, жив я еще или уже мертв. Не могу шевельнуть рукой, повернуть голову, сфокусировать взгляд; у меня хватает сил только держать глаза открытыми и смотреть прямо перед собой.

Но мне довольно и этого.

Впервые в жизни я окружен всеми, кого люблю.

А на экране Эд Ширан поет Perfect [135] «Совершенство» ( англ .). .

Дочери Нати – Марго и Лора – тоже здесь, они представились мне. Обе хорошенькие, обе вежливые, обе мне улыбаются, сидя по разные стороны моей кровати. Все это похоже на последнее посещение папочки перед его кончиной.

Кажется, они уже подружились с Шарлоттой, особенно Лора, однако мне почему-то кажется, что именно Марго станет ее любимой сестрой, когда свыкнется с этой новостью. Они почти однолетки. И характеры у них очень похожи. Характер их матери. Эдакие вольные пташки! С неодолимой тягой к свободе, которая вселяет такую гордость и такую горечь в того, кто построил для них гнездо.

Эд Ширан допел. Шарлотта оборачивается ко мне – видно, хочет убедиться, что я еще дышу, – и продолжает шептаться с Лорой. Значит, вот это и есть умирание? Сказать себе, что жизнь будет продолжаться, но уже без тебя. Что если все в порядке, если все ладят друг с другом, если молодые, которых вы вырастили, процветают, то не стоит цепляться за жизнь, пытаться участвовать в ней. Так бывало, когда Шарлотта приглашала к нам подружек на Хэллоуин. Я поднимался на пыльный чердак, завешанный паутиной и рваными простынями, и, убедившись, что все хорошо, на цыпочках ретировался. Вот и сейчас я удалюсь незаметно, на цыпочках.

Именно так следует поступать, если вы не загубили тех, кто вас любил, и тех, кого вы любили. Если вы только взяли их себе на время, на свой век, и вернули обратно перед уходом, вернули счастливыми.

Адель, сменившая Эда Ширана, заводит Someone Like You [136] «Такой, как ты» ( англ .). , и песню подхватывают миллионы голосов.

Натали тоже не отрывает глаз от экрана. Нати, маленькая моя ласточка, как бы мне хотелось ответить на твой поток слов – недавно, когда ты сидела у моего изголовья, – ответить тем же, сказать: да, я тебя слышу, я всегда слышал каждое твое слово, ждал их все эти годы и теперь могу уйти спокойно. И еще хотел бы тебе сказать, что ты слегка преувеличила, расхваливая меня, – в моем нынешнем состоянии уже поздно осуществлять мечту несостоявшегося гитариста. Зато ты еще не объяснила, какой сюрприз меня ждет. Что же это за сюрприз, Нати?

Но вот главное, что я хотел бы тебе сказать: ты все так же красива.

Я гляжу на тебя. Ты слегка щуришься, как будто твое зрение чуть ослабло, и это рисует в уголках твоих глаз милые морщинки, похожие на следы ласточки, а вовсе не на гусиные лапки.