Александр Вин - Сломанные куклы

У моей матушки, Виталь, а ей-то уже за семьдесят будет, почерк до сих пор такой ясный, что когда читаю ее письма, знаю вроде, что на бумаге написано про именины кого-то из родни, а перед глазами все равно как строчки: «На холмах Грузии лежит ночная тьма…»

Виталик бросил огонек сигареты в кусты.

— И у меня ведь дядька Женька родной был, в Песочном, помнишь, жил, скотником работал. Так он «Евгения Онегина» под портвейн так дубасил наизусть, что мы пацанятами только его в гостях-то в деревне и слушались…

— Правильно, дружище! А эти вот, народные мстители, и книжек не читают, и взрослых не слушают. Ну и молодежь нынче пошла, тьфу! Даже драться как следует не умеют! И ведь все это происходит из-за повальной неграмотности и нелюбознательности. Нас-то в свое время основам махаловки учили даже классики. «Упор на левую ногу, правая напряжена и чуть согнута. Удар не только рукой, но и всем телом, снизу вверх, под подбородок». Как же был прав славный матрос Жухрай!

— Не-е, Глебка, ты чего-то не про то говоришь. Разве можно с этими гаденышами только книжками обходиться?! С монтировкой нужно ходить вечерами по нашему парку, вот! Это ведь ты был с самого своего детства домашним и книжным мальчиком, а эти… эти учатся своим гадостям в подворотнях.

Глеб поерзал, устраиваясь поудобней.

— Докладываю. После внимательного штудирования книги «Как закалялась сталь» мною была так же тщательно изучена другая книжица — «Побывай в Пэррисе и умри». Там уже было не про революционных российских матросов, а про подготовку современных американских спецназовцев. Соответственно, оттуда уже запомнились более жесткие цитаты и, извиняюсь, более садистские приемы.

А потом, после книжек-то этих полезных, случалось в моей жизни всякое интересное по этой теме. В мореходке с товарищами гоняли курсантскими ремнями гражданских хулиганов. И не раз. Бились за справедливость с нехорошими красномордыми мужиками в пивняках. С возрастом география расширялась — в Херсоне, на прекрасном южном пляже, местные ребятишки покушались как-то на святое, старались бить меня исключительно не по лицу, но, как видишь, выстоял, удалось тогда сохранить все ценное, что было на тот момент в моем растущем организме. Потом еще пару раз приходилось вставать вдвоем, втроем против толп мелких азиатов с корейских тунцеловов в барах Санта-Круса и Лас-Пальмаса. Тут уж больше от их нехороших рабочих ножей приходилось уворачиваться, да и не кулаками, а все больше ногами братьев-землян гасить…

Паренек под Глебом застонал и зашевелился.

— Правильно. Критику снизу принимаю. Не все так гладко было в быту у гладиатора. С огромным педагогическим удовольствием вспоминаю до сих пор случай, когда однажды в мореходке меня посадил на задницу один боксер. Нас, щенят-первокурсников, вдвоем против этого кандидата в мастера на ринг для спарринга выпустили. Мы, юные да дерзкие, сразу же приноровились стукать дядьку-третьекурсника по щекам — то один, то другой из нас шлепал его несильно, но обидно, а он смиренно так уворачивался, уворачивался… Видно, тренер в тот раз попросил его не особо жестоким быть с нами. Потом глазки у кандидата как-то нехорошо красным налились, и вот после одного моего особенно смачного удара ему по уху, он что-то быстро сделал правой рукой, я, до сих пор все прекрасно видящий и все слышащий, сначала в густой такой, внезапной тишине медленно-медленно опустился на колени, потом, так же неспеша, сел на свой кормовой отсек. И сидел я на ринге в совершеннейшем счастье, думал, что жизнь хороша, пока наш тренер мокрое полотенце мне на голову не накинул.

— Это к слову, — Глеб сидя чуть подпрыгнул. — Чтобы детишки не подумали, что мы с тобой тут перед ними хвастаемся. Кто доказывает грубо — тот не доказывает ничего. Лучше миром обходиться. Эй, уважаемый, ты еще дышишь? Шевельни, пожалуйста, ластами. Вот и замечательно, он еще с нами.

Так вот, Виталик, как говорил наш знаменитый адмирал, теория без практики мертва, а практика без теории — вредна и бесполезна. Для жизни одинаково нужно и книжки умные читать, и на турнике уметь подтягиваться.

В далеком начале центральной аллеи замигали синие проблесковые огни.

— Оказывается, чтят еще тут у нас в городе память юных пионеров-героев. Ладно, Виталя, вставай, подтащим пацанов к монументу, а то их тут стражи порядка в потемках полночи будут искать.

На прощание капитан Глеб Никитин низко наклонился к испачканной в асфальтовой грязи физиономии толстого паренька:

— А если все-таки милиционеры вас сейчас не подберут, то утром я лично принесу тебе, дружок, завтрак. «Педигри». Для щенков.

На выходе из парка Глеб снял пиджак, повертел его под фонарем.

— Коллега! Предлагаю восстановить кислотно-щелочной баланс и успокоить разбушевавшиеся нервы — у тебя ведь, мой боевой друг, нервы же разбушевались, не так ли? Ты ни за что не уснешь сейчас в своей мирной, безмятежной кроватке, а будешь еще долго ворочаться, переживая подробности нашей славной битвы. Это плохо для нервов и для пищеварения. Где тут у вас есть какая-нибудь ночная забегаловка поприличней?

Виталик с удивленным восхищением смотрел на него:

— Ну ты!.. Ну ты даешь! Где ты всему этому научился-то?!

Капитан Глеб меланхолично и аккуратно продолжал складывать на руке пиджак.

— Чего уставился — я ведь жареную курочку, — он точно передразнил Виталика, — кушаю только у тебя в гостях.

— А какую дома кушаешь, вареную?

— Никакую. Всему лучшему, что на сегодняшний день есть во мне, знаешь, чему я обязан?

— Опять книгам, что ли?

— Нет. Овсянке на завтрак.

— А ты там не забоялся? Ведь здоровые же лбы-то, молодые!

— Да брось, Виталь, мы что, по-твоему, уже пенсионеры ни на что не годные, а? Ты-то вон боец еще о-го-го какой, удар у тебя, как у настоящего панчера!

Виталик озабоченно оглянулся на почти неразличимые парковые деревья:

— Боец-то бойцом, вот ты скоро уедешь, а мне чего делать, если эти на улице где меня встретят? Мне же еще здесь ходить, Антонину со второй смены встречать…

— А ты сбрей бороду — сойдешь за молодого, подростки тебя и не узнают.

В кафе с учетом позднего времени и их испачканной одежды пришлось поклясться, что они «только на пару минут и без претензий».

— Как совсем и не пили, — Виталик рассматривал в меню цену «Хеннесси», который заказывал Глеб.

Спокойно разбираясь с остатками шоколадного мороженого, Глеб Никитин откинулся на спинку стула и продолжил:

— Везде одно и то же, и в газетах, и на телевидении. Даже ты про патриотизм какую-то ахинею постоянно несешь… Все гораздо проще. Постараюсь сейчас объяснить на личном примере, без неприятных политических отклонений.