Валерий Махов - Сезон мести

— Маленький мой, хороший. Я все сделаю сама.

И вместо страстного бурного желания Антон внезапно почувствовал себя слабым и беззащитным, как в детстве. Он как можно глубже зарылся в Лену и неожиданно для себя заплакал. И странное дело, Антон не стыдился этих слез. Именно в эту минуту, когда его адреналиновые рудники исчерпали свои запасы, душа вдруг выдала на-гора этот очистительно просветленный дождь. С каждым всхлипом, с каждой горячей каплей приходило облегчение. И в какой-то миг Антон ясно осознал, что наконец-то нашел человека, с которым ему легко и надежно. Впервые он встретил женщину, в которой ничего не раздражало и от которой хотелось иметь детей. И с этой последней мыслью, с мокрыми от слез глазами и счастливой улыбкой на губах он провалился в сладкое сексопомрачительное небытие.

Вор в законе Назар прибыл на городской централ поздно ночью. Этап задержался из-за поломки автозака, и конвой чуть не сошел с ума, думая, что все это подстроено и вот-вот начнется налет с целью освобождения преступного авторитета. По мобильникам и рации была вызвана подмога. Но другой «воронок» приехал только через несколько часов, и молоденькому лейтенанту, начальнику конвоя, пришлось дважды нарушать инструкции, выводя конвоируемых на улицу, до ветру, в прямом смысле этого слова. Поэтому, когда прибыла помощь, лейтенант нервно перекрестился и в душе посчитал себя заново рожденным.

Обычно поздние этапы по камерам не распределялись, их отправляли на «вокзал», огромную длинную транзитную камеру, где зэки находились не больше суток, ожидая распределения на ПМЖ. Если же тебе не везло и ты прибывал в пятницу вечером, то на «вокзале» можно было просидеть до понедельника. Все зэки стремились как можно быстрее покинуть «вокзал», поскольку даже зимой там было полно мух, не говоря уже о неимоверной грязи. В углу, возле зловонной, вечно забитой параши валялся мусор. Что касается фауны, то по количеству и разнообразию мух, тараканов, прусаков, опарышей, клопов, крыс и прочих милых обитателей «вокзала» эта камера могла сравниться разве что с городской заброшенной свалкой.

О приходе этим этапом Назара администрация знала, но то ли, как обычно, забыли, то ли из воспитательно-профилактических соображений решено было весь этап вместе с вором отправить на «вокзал». Зэки настолько вымотались и обессилели, что рады были куда угодно, только бы поскорее.

Вор в законе Назар — Назаренко Александр Александрович — из прожитых шестидесяти лет тридцать пять отсидел в лагерях. На вид это был довольно-таки бодрый, подтянутый, коротко стриженный, седой человек с очень выразительными чертами лица. Короновали его много лет назад в столице Колымского края, городе-изгое Магадане. Короновали очень известные авторитеты, которые давно уже ушли из жизни. Назар, будучи вором старой закалки, не имел ни семьи, ни квартиры, ни имущества — в общем, ничего, что могло бы тянуть его на волю и чем менты могли бы его шантажировать. В своих просветительских беседах с молодежью он никого не критиковал и никого не хвалил. Он говорил, что есть несколько моделей поведения. Одни окружают себя роскошью, другие живут подобно монахам. И та, и другая модель имеют право на жизнь, лишь бы люди не нарушали нормы христианской нравственности и жили по понятиям.

А жить по понятиям — это значит с пониманием относиться к окружающим, не обижать слабых, помогать тем, кто в этой помощи нуждается, и не допускать беспредела. Сам он жил на съемных квартирах, ел мало, пил умеренно, к наркотикам относился с презрением, постоянных марух не имел. Ездил по городам и весям, налаживал общак, грел тюрьмы и лагеря. Короче, занимался тем, чем и должен, по большому счету, заниматься авторитет, — делом. Единственное, в чем не мог отказать себе Назар, это карман. Он был классным, виртуозным карманником. Невзирая на возраст, руки его по-прежнему были быстрыми, а пальцы чувствительными. Вот из-за этой его страсти он периодически и топтал зону.

В этот раз он спустился «поработать» в час пик в метро, но его срисовали опера, зажали с двух сторон и отвели в милицию. Как только узнали, кто он, составили протокол с фальшивыми терпилами и свидетелями, а затем отправили в суд. А в суде еще быстрее, ведь там судят не по факту совершенного преступления, а за заслуги перед воровским движением. Поэтому сейчас, в ожидании приговора, Назар никаких иллюзий на свой счет не питал. Он точно знал, где проведет ближайшие пять лет.

После того как этап зашел в вонючий и холодный подвал, Назар негромко, но внятно спросил, есть ли в хате люди.

Из дальнего угла, где сидела компания из нескольких человек, раздался молодой нахальный голос:

— А чего тебя, дедушка, люди заинтересовали? Или пенсией поделиться хочешь?

— Я с тобой, гнида трикотажная, могу поделиться только своими анализами. Кто так этап встречает? Или здесь застряли, чтобы за кишки вольнячие да сало этапное подбиться? Ну-ка, выйди на свет, любитель чужих пенсий. Обзовись. Я, например, Назар, а ты кто будешь?

Наступила такая тишина, которой стены «вокзала» не знали с первой побелки.

— Назар, Назар, Назар… — шепотом прокатилось по всей камере.

В этот момент с грохотом открылась кормушка и грубый хриплый голос смотрящего за первым корпусом спросил:

— Братва, Шурик Назар в хате?

— А кто интересуется? — спросил Назар, с кряхтением усаживаясь на крайние свободные нары недалеко от дверей.

— Смотрящий за первым корпусом Толик Зверь, — четко, по-военному отрапортовал смотрящий.

— А что же ты за «вокзалом» не смотришь? «Вокзал» — это лицо любого города. А у тебя на корпусе какая-то помойная яма. Почему не интересуешься, что за люди на «вокзале» промышляют? И чем ты вообще интересуешься?

— Шурик, старший брат, прости великодушно, если что не так, я тут всего неделю. Самого от здешних мест кумарит. Ну да что это мы через кормушку базарим? Я с корпусным доболтался, сейчас хату раскоцают, я тебя до утра к нам в хату заберу, а по сахару обратно сюда заедешь. А пока ты у нас в хате будешь, здесь порядок шныри и зембурыги наведут идеальный.

— Ладно, будь по-твоему, только присмотри, чтобы этап покормили с помазанки чем-то горячим. Люди сутки не евши. Да чаем и курехой гревани, а то у братвы уши попухли, так, что ли, бродяги?

— Так, отец, так. Дай тебе Бог здоровья.

— И вам, бродяги, не хворать. А где этот комсомолец, что пенсиями интересуется?

Из угла на свет вышел здоровый молодой бычок с испуганным лицом и наглыми глазами.

— Дядя Назар, прости. Я рамсы попутал, дядя Назар.

— Я тебе не дядя, а Шурик Назар. А рамсы не ты попутал, а тот, кто тебя уму-разуму учил. Тот, кто внушил тебе, что жить надо по принципу: сила есть — ума не надо. Поэтому на первый раз тебе скащуха, а в следующий спрошу как с понимающего.