Михаил Скрябин - Болото

— Ну, будь что будет, — Наташа поднялась с кресла и направилась к двери.

ОНИ ВОШЛИ в полутемный конференц-зал. На сцене Павлов увидел два телевизора таких размеров, каких раньше ему видеть на приходилось.

— Мониторы, — объяснила Наташа, проследив за взглядом гостя. — Операционная оснащена телевизионными камерами. Отсюда можно наблюдать за ходом операции.

— Голубушка! — воскликнул Павлов. — Да вы просто золото. Что ж вы раньше молчали!? Включайте скорее!

— На левом общий план. На правом — крупный. Вы медик? — спросила Наташа.

— Нет, — ответил Павлов.

— Тогда вам достаточно левого. А я сяду за крупный план, — сказала она и включила оба монитора.

— Вы кем работаете, Наташа? — спросил Павлов.

— Нейрохирургом, — это было сказано таким тоном, будто другого ответа и быть не могло.

Раздался легкий шум, экраны засветились и, наконец, появилось изображение. В центре сверкающей белизной операционной группа людей окружала стол. Неожиданно все расступились и на экране показался Кулаков.

Павлов подошел к правому телевизору.

— Наташа, можно его покрупнее?

Теперь хирург занимал весь экран.

«Да, здесь он бог», — думал Павлов, глядя на живые глаза, быстрые движения рук, слыша четкие команды.

Наташа переключилась на операционное поле, и следователь вынужден был перейти к своему телевизору.

Люди, помогавшие хирургу, работали, как единый, отлично отлаженный механизм. Каждый занимался своим делом, понимая друг друга с полуслова, по взглядам, по еле заметным кивкам головы.

Только теперь Павлову стало до конца ясно, что требование Кулакова о переносе больной в госпиталь не прихоть, а необходимость. Здесь работает хозяин, глава коллектива, а там, в больнице, он был гостем.

— Нет, вы только посмотрите, какой хирургический рисунок!

Павлов издали взглянул на второй экран, но вместо «рисунка» увидел только двигающиеся пальцы. «Вот так непосвященным бывает непонятен и психологический рисунок следователя», — подумал он и спросил:

— Наташа, тяжело работать с Александром Петровичем?

— Ну что вы! Это же Человек с большой буквы. В него не только я, весь медицинский персонал госпиталя влюблен! Умный, тактичный, заботливый! Он от этой больной теперь сутками отходить не будет, пока не поставит на ноги. А какой специалист! Счастье, что мне довелось у него учиться. Ломает догмы, постоянно ищет новое. Вы видели его диссертацию?

— Видел, — ответил Павлов и на кончиках пальцев живо ощутил переворачиваемые при обыске страницы.

Стало мучительно больно за этого человека. Почему же его не знают таким жена и сын? Почему он ни разу не привел Володю в этот конференц-зал? Почему дома он в большей степени был подполковником, чем на службе? Постоянно давил волю родных, подшивал в папку порочащие сына документы, лгал и изворачивался перед следователем. Ведь, похоже, он никому не нанес столько вреда, сколько собственному сыну. Расскажи вот этой милой девушке все, что он узнал за прошедшие сутки о ее кумире, — не поверит.

— Простите, — прервала его мысли Наташа, — а кем вам приходится больная?

— Никем, — Павлов пожал плечами. — Я впервые увидел ее в больнице. Покажите, пожалуйста, еще раз крупно лицо Александра Петровича.

Раздался щелчок. Майор вздрогнул от неожиданности: Кулаков смотрел прямо на него. Ну тут же чья-то рука стерла марлей пот с его лба. Хирург снова склонился над столом.

В конференц-зал вбежала медсестра, которую Павлов видел в коридоре у столика с телефоном. Не заметив его, взволнованная какой-то новостью, она еще на бегу начала:

— Наталья Николаевна, что я вам скажу! Сейчас звонили из «скорой помощи», интересовались, закончилась ли операция, и рассказали…

Увидев, наконец, незнакомого мужчину, она перешла на тревожный шепот.

До Павлова долетали отдельные слова: «арестовали… сберкасса… больная… следователь…»

— Не может быть, — не дослушав медсестру, воскликнула Наташа.

— Не надо об этом пока никому рассказывать, — тихо сказал Павлов. — Поберегите Александра Петровича.

Наташа обернулась и в упор посмотрела на следователя.

— Так это вы?

Павлов кивнул. Остро почувствовав ее отчужденность, поднялся.

— Я подожду Александра Петровича в его кабинете.

Наташа выключила экраны и собралась идти с ним, но Павлов остановил.

— Вы оставайтесь, досматривайте. Я хочу побыть один.

ТОЛЬКО зажег настольную лампу и поудобнее устроился на диване, как в кабинет вошла санитарка с чашечкой кофе и блюдечком с сухарями.

— Спасибо. Откуда такое среди ночи? — удивился Павлов.

— Наталья Николаевна распорядилась. Пейте на здоровье.

Покончив с кофе, следователь поставил чашку и моментально заснул.

Проснулся, как и в прошлую ночь, от яркого света, ударившего в глаза.

— Извините, Сергей Петрович, что вторично за сутки бесцеремонно прерываю ваш сон, — донесся до него голос Кулакова.

— Ну, что вы, Александр Петрович, — встряхивая головой, улыбнулся Павлов. — Я ведь не собирался спать. Само собой как-то получилось…

— Естественно. Такая нагрузка, — сказал Кулаков, с удовольствием опускаясь в кресло.

Под глазами его появились темные круги. Но сами глаза живые, веселые, счастливые. Такие бывают у людей, только что закончивших нелегкий труд и не успевших еще вернуться в состояние обыденности.

— Ну как? — спросил Павлов.

— Самое трудное позади. Сделали все, что могли. Последнее слово за больной. Должна жить Марина! Обязана! — помолчал немного и, словно вдруг вспомнив что-то, сказал: — А вы знаете, Сергей Петрович, пациентка умерла один раз во время операции.

— То есть как?..

— Клиническая смерть. Вот когда, скажу я вам, мне сделалось страшно. Даже холодный пот прошиб. Честно говоря, такого никогда в жизни не испытывал… Но теперь все позади, вытащили оттуда девочку.

Та же санитарка внесла две чашечки кофе.

— Спасибо, Анастасия Михайловна, — поблагодарил Кулаков.

— Сейчас я вам и постельку принесу, отдохните до утра. А им, — кивнула она в сторону Павлова, — давно уже постелено в ординаторской.

— Спасибо, не надо, — сказал Кулаков. — Я спать все равно не смогу, да и гость предпочтет, я думаю, гостиницу.

Павлов взглянул на часы. Шестой час, в гостинице тоже делать нечего — наступает новый рабочий день.

Кулаков пригубил горячий напиток.

— Если я признаюсь в одном проступке, — вернулся следователь к прерванному приходом санитарки разговору, — обещаете не рассердиться и оставить его без последствий?

— Это вы о чем?

— Я видел вас во время операции. И, видно, в тот самый момент, о котором вы рассказали. Но, поверьте, никакой растерянности на вашем лице не было…