Михаил Скрябин - Болото

— Мне там уже делать нечего, — сказал он. — Где-нибудь перекушу — и в милицию.

— Я сегодня впервые познакомилась со следователем, — сказала Наташа. — В течение всей ночи у меня несколько раз менялось о вас мнение. Но так своего и не составилось. Придется остановиться на мнении Александра Петровича. Он не такой человек, чтобы зря хвалить, и если уж он вас благодарил за что-то, примите и мое спасибо. До свидания.

Она быстро пошла по улице и вскоре затерялась в людском потоке.

— Скорее — прощайте, — вслух сказал майор и подумал: «Милая девушка, на вид ученица девятого класса, оказавшаяся нейрохирургом».

Сколько разных людей — плохих и хороших, добрых и злых, честных и жуликов — попадаются на пути следователя и исчезают, чтобы больше никогда не встретиться. Об одних тут же забываешь, другие какое-то время еще продолжают жить в памяти, единицы остаются навсегда. Наташа, наверно, останется, как останется волевое лицо хирурга на экране телевизора, его сильные, уверенные руки.

А Марины не останется. И невозможно будет представить ее полной жизненных сил, веселой и радостной.

Как-то еще не думалось о том, что смерть потерпевшей осложнит расследование преступления. Просто было жаль девушку, которая погибла, не успев и пожить-то по-настоящему.

НЕСМОТРЯ на очень ранний час Спицин уже находился в своем кабинете. Он вопросительно посмотрел на вошедшего следователя.

— Плохо, Виктор Иванович, — ответил Павлов на его немой вопрос. — Умерла Марина… Все шло нормально, а около шести… Сердце подвело.

Спицин тяжело опустился на стул.

— Вот не думал.

— Думать-то думали. Все мы думали. Только надеялись.

— А как Кулаков?

— Сам понимаешь. Мало сказать — убит… А проявил он себя ночью с самой лучшей стороны.

— Теперь, потеряв надежду на показания потерпевшей, придется еще активнее работать.

— Согласен. Только активность не равнозначна спешке.

Постучав, в кабинет вошел дежурный.

— Вот, в туалете нашли, — протянул он капитану клочок бумаги.

Спицин расправил скомканную бумажку и прочел вслух:

«В. напиши и оставь здесь. Что надо говорить про корзинки? Он из меня душу вытряхивает. Не поддавайся на уговоры. Следователь хитрый попался. Лишнего не говори. Держись. Осталось двое суток. Чую — ничего у них нет. А».

ВОЛОДЯ Кулаков вошел в кабинет к следователю заспанный, протирая глаза.

— Вчера целый день ждал вызова, — сказал он недовольно.

— Вчера занимался с другими. Ты ведь не один, — ответил Павлов.

— Можно закурить? — вежливо спросил Кулаков, доставая сигареты.

— Кури, — ответил следователь и протянул зажигалку. Тот с наслаждением затянулся.

— Спасибо, что разрешили передать сигареты, — поблагодарил Кулаков, выдыхая облачко дыма. — А я слышал, несовершеннолетним запрещают передавать курево.

— Верно, — подтвердил следователь. — Но вам я разрешил потому, что сам курю и знаю, как тяжело без табака. Особенно, когда предстоит сделать трудный выбор.

Допрос принимал любимую Павловым форму — форму разговора, непринужденной беседы.

Выйдя из-за стола, он сел напротив Володи и потянулся к сигаретам. Кулаков с готовностью пододвинул пачку.

— Спасибо, — поблагодарил Павлов.

— Пожалуйста.

Какое-то время оба молча курили. Потом Павлов неторопливо заговорил:

— Хочу потолковать, Володя, о твоем отце. Он человек сложный. И характеризовать его однозначно — «плохой» или «хороший» — нельзя.

— Вы его не знаете, — перебил Кулаков.

— Нет, знаю, — твердо сказал Павлов. — Вчера ночью по-настоящему узнал. Увидел с той стороны, с какой ты, к сожалению, ни разу не видел.

— Что вы могли узнать о человеке за какие-нибудь два дня? — запальчиво возразил Кулаков. — Я с ним прожил шестнадцать лет и то не возьмусь угадать, чего от него можно ожидать.

И Володя стал горячо рассказывать о своей жизни, отце, Шляпникове — прорвалась наружу накопившаяся у мальчишки горечь.

Павлов искренне жалел, что на его месте не Александр Петрович Кулаков и что такой разговор не произошел у отца с сыном намного раньше. Не пришлось бы тогда заводить досье, составлять «договор». О нем Володя сказал так:

— Договор — это хитроумная затея отца. При хорошем поведении и учебе мне был обещан мотороллер. Но за каждую мелочь он так замучил меня штрафами, что я понял — не видать мне «Вятки» как своих ушей. И тогда мы с Генкой Козловским угнали «Чезетту». Но не повезло — в тот же вечер и разбили…

Когда Кулаков выговорился, майор сказал:

— Я прекрасно понимаю ваше отношение к отцам. Причем многое из того, что ты рассказал, мне известно от Алексея Шляпникова.

Володя с удивлением посмотрел на следователя.

— Нет, — продолжал Павлов, — такого разговора у нас с ним еще не было. Он впереди. Но я прочел вот это, — он достал из папки уголовного дела дневник Шляпникова. — Тебе эта тетрадь знакома?

— Нет, а что в ней?

— Это дневник Алеши Шляпникова.

— Леха писал дневник? — усомнился Кулаков.

— Эти записи Алеша начал вести в спецПТУ. Но в них много воспоминаний, говорится и о тебе.

— А где вы его?..

— При обыске, Володя. Так же, как и вот это…

Павлов достал пакет с вещами, изъятыми из тайника Кулакова, выложил их на стол. Сделав вид, что не заметил метнувшейся в мальчишеских глазах растерянности, он направился к шкафу, где лежали вещи, найденные при обыске у Козловского.

— Подойди сюда, — позвал он Кулакова. — Вот это тоже нашли во время обыска, — и распахнул дверцы шкафа.

— А это что за чемоданы? — спросил Кулаков.

— Эти чемоданы вместе с их содержимым украдены в доме напротив сберкассы. Козловский, видимо, решил эту кражу свалить на вас со Шляпниковым. В квартиру он забрался со своими приятелями в то же самое время, когда вы…

— Понятно, — сказал Кулаков.

Майор закрыл дверцы шкафа. Оба вернулись на свои места.

— Ну что, Володя, сам письменно изложишь об всем, или мне записать?

— Пишите, — чужим голосом сказал Кулаков, и в глазах его заискрились слезинки.

КОГДА вошел Спицин и напомнил, что подследственному пора завтракать, Павлов взглянул на часы. Он и не заметил, как пролетело время: допрос длится уже три с половиной часа.

— Ничего, я обойдусь, — сказал Кулаков.

— Нет, Володя, режим есть режим. Сходи поешь, потом продолжим, — поднялся Павлов. И дело было, естественно, не только в режиме.

— Не могу я сейчас есть.

— А ты через «не могу», — улыбнулся следователь и позвонил дежурному.

Когда Кулакова увели, Спицин протянул майору распечатанный конверт. Одного взгляда на обратный адрес было достаточно, чтобы все понять. Непослушными пальцами Павлов извлек письмо, написанное на листке из ученической тетрадки, и стал читать: