Боб Альман - Опасное знание

Он явно с трудом подбирал слова.

— На тот случай, если она опоздала… хотя я прождал добрых четверть часа… мне бы хотелось проверить еще раз… чтобы уж знать наверняка.

— Конечно, я нисколько не возражаю, — солгал я.

Похоже, грог еще может улыбнуться мне. Мы быстро пошли той же дорогой, которой пришли сюда. Собственно говоря, это была дорожка для велосипедистов. Об этом сообщил нам весьма укоризненно один велосипедист, попавшийся навстречу. Я поблагодарил его за информацию. Он пожал плечами и поехал дальше. Эрик опять смущенно улыбнулся.

— Ты, конечно, уже догадался, кто это? — спросил он. — О нас, наверное, уже немало болтают?

— Нет, что-то не припомню, — ответил я, пытаясь сложить в уме один плюс один так, чтобы получилось два. — Филологический факультет! Ах да… ты хочешь сказать, что это…

— Мэрта, конечно, — признался Эрик.

Я не мог сразу сообразить, как мне надо реагировать на это известие.

— Давно вы встречаетесь? — наконец спросил я.

— Не очень давно, — ответил Эрик.

Мимо нас медленно проехал «пежо» и свернул на Тунбергсвейен. Возле стены Ботанического сада лежали огромные сугробы снега.

— Так вот оно что, — сказал я. — Теперь до меня дошло, почему в тот вечер, в «Альме», она так и светилась радостью. Но я, ей-богу, думал, что это Хильдинг ее пленил. Он сидел рядом с тобой.

— Нет, Хильдинг — это уже прошлое, — сказал Эрик невозмутимо. — Он очень тяжело переживал разрыв, как мне стало известно.

«От самой Мэрты, надо полагать», — подумал я.

— Да, Хильдинг любит бросать сам и не любит, чтобы его бросали, — сказал я.

Эрик рассмеялся.

— Никто не любит, чтобы его бросали.

«А следующим она бросит тебя», — подумал я, но вслух этого не сказал.

Тем временем мы повернули на Виллагатан. Теперь я решил затронуть еще один аспект этого вопроса.

— А как же Герман? — спросил я.

— Я не уверен в том, что он знает о наших отношениях, — ответил Эрик. — Хотя он может кое о чем подозревать. У Германа необыкновенно развита подозрительность. А потом… он ужасно ревнив. И знаешь, он пытался ее выслеживать!

— Что ты говоришь? Об этом я ничего не знал.

Про себя я подумал, что у Германа были весьма солидные основания для ревности.

— В том-то и дело, — продолжал Эрик. — Он подкрадывался к вилле Хильдинга, чтобы увидеть их в окно. Часто он подходил к филологическому факультету, желая убедиться, что она там. И когда я шел сегодня вечером на свидание с Мэртой, то чуть не попался в его лапы возле самой «Каролины». Мне пришлось сделать немалый крюк, из-за этого я и опоздал. Мы должны были встретиться возле филологического факультета в половине десятого. Он немного помолчал.

— Для них обоих было бы лучше, если бы они разошлись, сказал он задумчиво.

Мы подошли к филологическому факультету. Он был весь погружен во мрак. Лишь в нижнем этаже светилось несколько окон. Я указал на них Эрику и надежда на грог в душе моей почти угасла.

— Черт возьми! — вырвалось у него. В тот же миг свет потух. Дверь медленно отворилась. Кто-то осторожно вышел на лестницу, прикрыл за собой дверь и неторопливо направился к нам. Это был полный господин с зонтиком и в галошах. Приглядевшись, я узнал Абрахама Карландера.

— Добрый вечер, — поздоровался я.

Он удивленно посмотрел на нас и коротко кивнул в ответ. Он не узнал меня.

— Простите, — сказал Эрик. — Вы не знаете, господин Хофстедтер еще на факультете?

— Хофстедтер? — переспросил Карландер. — Это кто-нибудь из библиотеки? Там все закрыто.

— Госпожа Хофстедтер — ассистент кафедры, — объяснил Эрик.

— Ассистент! — презрительно фыркнул Карландер. — Теперь у нас такое бесчисленное множество никому не нужных ассистентов, что я не могу их всех знать.

И он ушел.

— Вот тебе и на, — вздохнул Эрик.

Чтобы по возвращаться той же дорогой, по которой мы шли сюда, мы повернули за угол и пошли по Ваденбергсвейен. Здесь было довольно оживленное движение. Снег совсем перестал. Когда мы вернулись к «Каролине», белой «джульетты» уже не было.

— Значит, ее не оставили, — заметил Эрик. — Теперь ты сам понимаешь, чего стоят все эти басни о неисправном двигателе.

Эрик Берггрен жил в старом многоквартирном доме на Эстра-Огатан. Квартира у него была не слишком большая, и в ней было не слишком много модерна. В гостиной я увидел большой камин. Эрик зажег огонь. В приятной близости и к камину и к чайному столику со множеством бутылок стояли два кресла. Над камином висело несколько репродукций с картин Модильяни. Одна из них называлась «Портрет девушки», другую я не знал. Никаких других украшений в комнате не было. Не было ни единой фотографии. Возле камина штабелем лежали дрова. На дровах валялась толстая книга с вырванными страницами. Разжигая камин, Эрик вырвал еще несколько страниц. Я бегло взглянул на книгу. Это был «Справочник по фармакологии» Элиаса Берггрена. Перед камином стояли старинные мехи, а возле них лежала пара совсем новых туфель.

— Прекрасно горит, — восхитился я.

— Как солома, — усмехнулся Эрик. — У нас с папой не очень сердечные отношения. Он никогда не испытывал ко мне сколько-нибудь нежных чувств. Он предъявляет людям слишком большие требования. И их трудно удовлетворить. Быть может, это удается только ему самому. А я отыгрываюсь на этой книге.

Он вдруг замолчал.

— Ты что будешь пить? Виски, коньяк? — спросил Эрик.

— Виски с содовой, — ответил я.

Он сбросил промокшие ботинки, надел туфли и положил ноги на мехи. Он явно чувствовал себя совершенно свободно в моем присутствии. Сам он пил неразбавленное виски. Мы разговаривали, понизив голос.

— Надеюсь, что госпожа Гердерлин приняла на ночь снотворное, — сказал он.

Госпожа Гердерлин жила в соседней квартире. Она — дочь пастора, замуж так и не вышла, теперь ей уже за пятьдесят, рассказывал Эрик. Она едва сводит концы с концами, работая через день делопроизводителем в муниципалитете.

— Если бы ты только знал, как эта женщина действует мне на нервы, — пожаловался Эрик.

В этот момент у него действительно был затравленный вид.

— Чуть ли не каждую ночь она не может заснуть. А принимать снотворное боится. При малейшем шуме она вскакивает с постели, начинает подслушивать и высматривать, что делается у меня.

— Так что ты все время находишься под неусыпным наблюдением?

— Просто черт знает что! К тому же она, разумеется, любопытна. И только поэтому не бегает жаловаться.

— Да, все это, должно быть, не слишком приятно, — заметил я, стараясь изобразить сочувствие.

— Еще бы! — воскликнул Эрик. — Здесь мы не можем встречаться из-за госпожи Гердерлин. В городе всегда рискуем наткнуться на Германа. И вот результат: Мэрта как-то отдалилась от меня, стала холоднее. А кроме того…