Боб Альман - Опасное знание

— Ну, а если говорить серьезно, — сказал я, пытаясь взять быка за рога, — кто же мог его отравить?

— Не знаю, — ответил Хильдинг. — Для меня это совершенно непостижимо.

Он затянулся и посмотрел на меня сквозь маленькое голубоватое облачко дыма.

— А кроме того, мне это совершенно неинтересно, — добавил он.

Сделав последний маленький глоток, он допил свой стакан. Но я еще не допил своего.

— Был ли какой-нибудь повод для убийства? — спросил я.

— Насколько мне известно, такого повода не было, — ответил Хильдинг.

— Ошибаешься, — заявил я.

— Что ты хочешь сказать? — удивился он.

Этот вопрос он задал довольно безразличным тоном. Потом стряхнул пепел с сигары.

— Ведь он был ревизором в благотворительном обществе Бернелиуса, — сказал я осторожно.

Я пристально смотрел на него. Мои слова не произвели на него впечатления разорвавшейся бомбы. Он только прищурил глаза под густыми бровями и быстро взглянул на меня. Но не двинул и пальцем. И ни один мускул не дрогнул на его лице. Между тем рыжеволосый редактор «Эрго» оторвал наконец от стула свой зад и направился к выходу. Бармен показался мне вдруг бесконечно одиноким.

— Я полагаю, что ты не пытался дерзить? — спокойно спросил Хильдинг.

— Отнюдь нет, — ответил я.

— Я совсем забыл, что ты бываешь в семействе Бринкманов. Твоя тетка уверена, что я последний негодяй. Но неужели она обвиняет меня в расхищении денег?

Я понял, что сморозил глупость. Надо же быть таким идиотом!

— Спроси у нее, — ответил я сердито.

— Непременно спрошу, — заверил он меня.

— Но старик относится к тебе с большой симпатией. Ведь у него сердце находится в желудке. И он до сих пор не может забыть про обед, на который ты пригласил его в ноябре. При одной мысли о том обеде у него текут слюнки.

Хильдинг расхохотался.

— Старик — прелесть. И он свалял большого дурака, женившись на этой старой карге.

Он выпустил небольшое облачко дыма и поднял брови.

— А что собой представляет дочь? — поинтересовался Хильдинг.

— Хорошая девушка, — ответил я.

— Настоящая валькирия, — заметил он.

Теперь Хильдинг испытующе посмотрел на меня. Но я спокойно выдержал его взгляд. Никаких причин смущаться у меня не было.

— Не бери меня на пушку, — посоветовал я Хильдингу.

Некоторое время мы снова сидели молча. Я взял еще щепоть пшеничных хлопьев. И все жевал и жевал.

— В кассе благотворительного общества все деньги целы, до последнего эре, — сказал он. — Передавай привет тетушке Эллен.

Его голос звучал спокойно и сурово.

— Передавай сам, — ответил я. — Я тебе, черт возьми, не почтальон.

Итак, наши стаканы были наконец пусты. Мы встали и вышли из бара. Когда мы уже были на площади Фюристорг и собирались разойтись в разные стороны, Хильдинг наклонился ко мне и сказал:

— Что, собственно, творится с прекрасными валькириями?

Он перешел улицу и направился к стоянке такси. Я некоторое время смотрел ему вслед. Вдали расплывалась коренастая фигура в пальто, узких брюках и ботинках на каучуковой подошве. У него было кольцо с печаткой на мизинце и ровные белые зубы, и от него в любое время дня и ночи исходил легкий запах одеколона.

Была ясная холодная погода, но не слишком холодная, как раз в меру. Когда я вышел из дому, термометр показывал восемь градусов ниже нуля. Такая температура воспринимается как прохладная вода в жаркий летний день: она не пробирает до костей, а только взбадривает. Солнце поднялось уже довольно высоко на голубом небосклоне. Снег в Английском парке вспыхивал под ногами миллионами искр. Времени было минут десять десятого. Чудесное утро. Очутившись между главным зданием «Каролины» и выходящим в парк флигелем, я вдруг оказался в тени, которую отбрасывала библиотека. Холод сразу изменил свой характер: он стал резким и пронизывающим, и я пошел быстрее. Когда я возьму в университетской библиотеке заказанную мною книгу, надо будет позвонить Ульрике и вытащить ее на лыжную прогулку в Ворсэтра. Я должен непременно вытащить ее из дому, чтобы не трястись одному в душном автобусе. Если же мне удастся уговорить ее, то мы поедем вместе в машине старика. Но мне хотелось взять ее с собой не только ради машины. Все это время снега не было. И мы давно мечтали о том, что, когда наконец выпадет снег, мы поедем кататься на лыжах в Ворсэтра или куда-нибудь еще. Мы оба очень любили лыжи. И я давно ждал, когда же наступит этот день.

В библиотеке я зашел в экспедицию и получил нужную мне книгу. Потом я направился в главный читальный зал, так как мне надо было еще порыться в библиографическом каталоге. Там было сравнительно пусто. У западной стены за длинным столом сидело человек семь-восемь, не больше. Лучи солнца пробивались сквозь стеклянную крышу апсиды и освещали девиц, собравшихся возле барьера. Сквозь высокие окна зала тоже лились потоки света. Некоторое время я рылся в карточках, но нужной мне книги так и не нашел, а потом мне понадобилось пойти в туалет. Он находился этажом ниже. Я взял свою книгу и, пройдя через северный читальный зал, спустился по винтовой лестнице. Я дернул на себя серую дверь, ведущую в мужской туалет, и застыл на месте. Я почувствовал, как весь похолодел. Я увидел нечто такое, чего никак не ожидал увидеть, во всяком случае в это утро. На полу сидела Мэрта Хофстедтер. Она была мертва.

Туалет состоял из двух комнат: внутренней — с унитазом, и наружной, где были зеркало, умывальник и корзина для бумаги. Мэрта сидела под умывальником, прислонившись к стене. Ноги ее, неестественно белые, были вытянуты на полу. Голова слегка запрокинулась назад и свешивалась на одно плечо. Глаза смотрели на небольшую батарею, укрепленную на противоположной стене. Лицо было холодное и бледное. Шляпа лежала возле нее на полу, пальто было распахнуто. Из-под пальто виднелся серо-зеленый джемпер.

Не знаю, сколько времени я стоял и тупо смотрел на нее. Не каждый день мы натыкаемся на трупы людей, и особенно на трупы женщин в мужских туалетах. Когда ко мне снова вернулась способность соображать, я отпустил дверь, повернулся на месте и помчался вверх по лестнице. Ворвавшись в главный читальный зал, я заметил девушку, которая стояла за барьером в апсиде и жевала резинку. Я не бежал, а быстро шел, но настолько быстро, что читатели, сидевшие за столами, удивленно поглядывали в мою сторону. Когда эта девушка заметила меня, она перестала жевать, засунув резинку куда-то за щеку, улыбнулась и наклонилась над барьером. Я показал на телефон, стоявший возле нее, и сказал, чтобы она дала мне трубку. Секунду она колебалась, но выражение моего лица, очевидно, убедило ее, что речь идет о чем-то важном.

— Сначала вам ответит коммутатор, — сказала она, протягивая мне трубку.