Боб Альман - Опасное знание

Эрик не закончил свою мысль. Но я уже заинтересовался.

— Что «кроме того»? — спросил я нетерпеливо.

— А кроме того, Мэрта любит новые ощущения. Где у меня гарантия, что я буду у нее последним? Ей всегда нужен кто-нибудь еще…

— Ты подозреваешь, что она уже кого-нибудь завела?

— Не знаю. Может быть только два объяснения тому, что она сегодня не пришла. Первое — что ее кто-нибудь задержал, скажем, Герман. Ведь если она хоть немного опоздала, то легко могла натолкнуться на него, когда шла к филологическому факультету.

— Разве Мэрта отправилась туда не сразу же после следственного эксперимента? — спросил я. — Во всяком случае, в «Альме» она говорила, что оттуда пойдет прямо на факультет.

— Да, ты прав. В таком случае первое объяснение отпадает.

— Но остается еще второе?

— Второе означает, что она встретила кого-то другого, — сказал Эрик с горечью. — Но в любом случае она должна была сообщить мне, что не придет…

Я вспомнил немой разговор, который Мэрта и Хильдинг вели одними глазами перед началом следственного эксперимента в вестибюле.

— А может быть, она снова закрутила роман с Хильдингом? — спросил я и рассказал Эрику о том, что видел в вестибюле.

Он крепко сжал зубами трубку. И долго сидел молча. Я налил себе еще виски.

— Об этом я не подумал, — сказал он наконец. — Хильдинг! Какого черта он не оставит нас в покое?

— Но мы еще не знаем точно, он это или не он, — возразил я.

— Нет, это не он, — сказал Эрик. — Это кто-то другой. Наверняка это кто-то другой…

Мы болтали о всякой всячине. Я уже выпил четвертый стакан виски и пришел в хорошее расположение духа. Потом я выдвинул гипотезу, что новым увлечением Мэрты стал студент юридического факультета Урбан Турин. Эрику моя гипотеза не понравилась.

— Неужели ты не помнишь, что они весь вечер танцевали вместе на обеде у Челмана? — упорно доказывал я.

Нельзя сказать, чтобы мои слова доставили Эрику большое удовольствие.

— Не помню, — ответил он коротко.

— А я помню, — радостно сказал я. — А потом они долго сидели в углу, о чем-то болтали и явно нашли общий язык.

Я просидел у Эрика почти до трех часов ночи. Несколько раз я порывался встать, но он удерживал меня. Вдруг он стал сентиментален. Он проникновенно рассказывал о том, какая она прелесть, сколько в ней утонченности, как она остроумна и с каким вкусом одевается. Его страсть отнюдь нельзя было назвать просто плотским вожделением. Мэрта затронула в нем и более высокие чувства. А с другой стороны, — подумал я, — эти высокие чувства всегда пробуждаются, когда ты боишься, что уже потерял ее…

Без четверти три в дверь позвонили. Эрик удивленно посмотрел на меня. Из квартиры госпожи Гердерлин послышался скрип кровати. Я залпом допил виски, которое еще оставалось в моем стакане.

— Теперь мне пора идти, — сказал я.

Я пошел за Эриком в переднюю. Он, казалось, все еще сомневался, стоит ли открывать. Снова зазвенел звонок. Тогда Эрик открыл.

На пороге стоял Герман Хофстедтер. Он был чем-то очень взволнован.

— Это ты, Эрнст, — сказал он, не здороваясь с Эриком. — Я увидел свет в окнах и подумал, что Мэрта, может быть, здесь.

— Ее здесь нет, — удивился Эрик. — Что это пришло тебе в голову?

Герман устало посмотрел на него.

— Заходи, — пригласил Эрик.

— Нет, спасибо, — холодно ответил Герман. — Я хожу по улицам и ищу Мэрту. Она до сих пор не вернулась домой. Еще не было случая, чтобы она не ночевала дома.

— После следственного эксперимента я не видел ее, — сказал я.

Эрик ее тоже не видел. Герман только кивнул головой.

— Извините за беспокойство, — сказал он и ушел.

— Пожалуйста, — пробормотал Эрик.

Он закрыл дверь и посмотрел на меня.

— Каким образом он, черт побери, вошел в подъезд? — спросил он.

На этот вопрос я не мог дать ответ. Я поблагодарил и откланялся. Дверь на улицу была заперта. Снаружи ее можно было открыть только ключом. Герман Хофстедтер уже исчез из виду. Неужели у него был ключ, с помощью которого он мог в любое время дня и ночи войти в дом Эрика Берггрена?

Когда я вернулся домой, Биргит проснулась. Но этот вопрос нисколько не заинтересовал ее.

Мы были вдвоем — Йозеф Хеллер и я. И виноват во всем был отнюдь не Хеллер. Он написал великолепную книгу, всю построенную на парадоксах. С огромным наслаждением я читал ее до самого вечера. Виноват во всем был я. Мне не удалось усидеть на месте за книгой. Около одиннадцати я отложил книгу, надел пальто и вышел на улицу. Сначала я даже не понимал, куда меня несет нелёгкая. Потом понял. Я двинулся по Гропгрэнд, пересек Эфре-Слотсгатан и вышел к Епископскому переулку. Снег совсем прекратился, небо очистилось от облаков. Оно было усыпано звездами, которые сверкали и переливались разноцветными огоньками. Ветер утих, и я почти не ощущал холода. Но температура, возможно, упала еще на несколько градусов. Я миновал Густавианум и кафедральный собор. Дойдя до площади Фюристорг, повернул за угол и вошел в бар. Гардеробщик, худощавый старик, сидел на стуле и читал газету. Заметив меня на лестнице, он встал, сложил газету и положил ее на стул.

— Добрый вечер, — сказал он, слегка кланяясь и принимая у меня пальто.

— В баре много народу? — спросил я.

— Не очень, — ответил он, подавая мне номерок. — Свободных мест более чем достаточно.

Бар был заполнен примерно наполовину. Я остановился у дверей и скользнул взглядом по залу. Знакомых не было. У стойки сидело четыре человека. Я занял самый крайний стул. Посетителей обслуживал новый бармен. Я не знал его. Перед рождеством здесь был другой бармен. Впрочем того я тоже не знал. После рождества я пришел сюда впервые.

— Виски со льдом, — сказал я.

Новый бармен был небольшого роста, узкоплечий, темноволосый. Волосы он смазывал бриолином и зачесывал назад. Глядя на него, я решил, что он уроженец юга. У него было красивое, немного женственное лицо. На его белой куртке темнело большое свежее пятно. Оно было на уровне сердца, только с правой стороны.

Бармен поставил передо мной виски, и я стал прихлебывать его небольшими глотками. Время от времени я поглядывал на экран телевизора, стоявшего на полке за стойкой. Передавали репортаж о хоккейном матче. Это была скучная и суматошная игра. А кроме того, изображение все время искажали помехи.

— Нельзя ли как-нибудь настроить телевизор? — спросил я бармена. — Все время помехи.

— Дело не в настройке, а в погоде, — ответил бармен.

Ничего не поделаешь…

Атлетического сложения парень с рыжей шевелюрой и маленькой нелепой бородкой подошел и сел через два стула от меня. Я узнал его. Это был новый редактор «Эрго». Он кивнул бармену, как старому знакомому, и бармен тоже кивнул ему, как старому знакомому, склонившись над стойкой.