Анна Данилова - Стану рыжей и мертвой, как ты

Он тайно фотографировал в местном музее рисунки и фотографии усадьбы в ее расцвете и раннем увядании, чтобы, находясь там, в лесу, стараться увидеть вместо выщербленного трухлявого паркета сверкающий пол бальной залы, а вместо облупленных до деревянных решетчатых «скелетов» стен — старинную цветную роспись. Иногда, когда фантазии уносили его в прошлое, где он жил жизнью самого графа, он так проникался всем этим, что ему казалось, будто он слышит голоса обитателей усадьбы, игру на рояле графини Прозоровой, девичий гомон, доносящийся из сада, где служанки варили варенье или собирали цветы… Слышал он и лай хозяйских собак, великолепных борзых Леды и Быстры, иногда ему казалось, что он видит даже тени, призраки всего живого, что населяло прежде усадьбу. Поистине, эти развалины, эти обломки некогда роскошной и красивой жизни, были магическим местом, словно усадьба, физически почти исчезнув, еще продолжала жить какой-то своей, наполненной энергией прошлого жизнью.

Звуки разного рода, вплоть до шума деревьев в парке, ароматы духов графини, запахи готовящейся пищи на кухне, голоса, тепло стен и гул кованых перил, веером уходящих в разные стороны широких лестниц, потрескивание горящих свечей, скрип колес карет и повозок, ржанье лошадей в конюшне, хохот дворовых девок в прачечной, жирненький басок самого графа Прозорова, отчитывающего за какие-то ошибки управляющего, нежный профиль Верочки Прозоровой, облаченной в кружевной пеньюар и при свете свечи пишущей письмо своему другу, Андрею Липовскому, в котором она жалуется на мужа, обрюхатившего девку Ольку…

Ведь в этих стенах была жизнь! И вот прошло время, и практически все было стерто с лица земли. Вернее, почти стерто. Ведь оставались еще стены, колонны, часть крыши, какие-то комнатки и закутки, даже погреб! И если бы Карташов выиграл миллион долларов (почему-то дальше этой цифры его фантазия не распространялась), то все пустил бы на реставрацию прозоровской усадьбы. Он и в университет поступил на исторический факультет потому, что мечтал, завершив образование, вернуться в родной город и устроиться работать в музей. Но время шло, и эта тема стала приобретать уже какую-то болезненность и даже причинять боль.

И вот в один прекрасный день в музей зашел один человек, который живо интересовался всем, что было связано с графом Прозоровым. Это и был как раз Петр Гринберг, потомок графа Прозорова, прибывший в Россию, в город Маркс, вместе со своим другом, Владимиром Вагнером (предки которого также жили в этих местах). Вагнер давно решил восстановить в одной деревне поблизости католическую церковь. Василий был уверен, что именно под его влиянием Гринберг и сам заразился идеей восстановления усадьбы своих предков. Но одно дело заразиться и мечтать, и совсем другое — начать действовать, что-то предпринимать. И хотя Карташов провел в беседах с Петром, этим холеным богатеньким молодым господином, довольно много времени, уговаривая его начать реставрационные работы, сам Гринберг почему-то постоянно твердил о том, что для начала ему хотелось бы прояснить один вопрос, раскрыть одну тайну, которая не дает ему покоя и кажется ему какой-то фантастически интересной, чуть ли не замешанной на колдовстве, — таинственное исчезновение Верочки, графини Прозоровой, первой жены графа. Сохранившиеся чудом фрагменты переписки графини с господином Липовским, который был в нее страстно влюблен, приоткрывали некоторые семейные тайны. Из писем и других источников (переписки господ из других имений, друзей и соседей Прозоровых) было ясно, что молодая графиня была несчастлива со своим мужем, не пропускавшим ни одной юбки. Верочка-то любила его, судя по всему, а граф изменял ей чуть ли не у нее на глазах, чем доводил несчастную до глубочайшей депрессии.

Липовский писал ей в своих письмах, что ей не надо обращать внимания на мужа и любить его, Липовского, что она будет с ним счастлива. Вероятно, Верочка от отчаяния и упала в объятия Андрея, но ревность все равно не давала ей покоя. Девка же эта, Олька, которая одним своим присутствием в доме дразнила хозяйку, говорят, специально старалась попасться графине на глаза со своим огромным животом. И вот однажды графиня исчезла. Пропала и Олька. Разные ходили слухи. Что как будто бы Вера Прозорова сбежала вместе со своим любовником в Петербург, и что как будто бы их видели там вдвоем в каком-то доходном доме, где они прятались. Некоторые считали, что Прозоров убил свою жену, а Ольку отправил в деревню рожать и что после родов забрал у нее ребенка, который потом воспитывался в доме его тетки в Саратовской губернии. И, что самое удивительное, исчезла и любимая собака хозяйки, борзая по кличке Быстра, точная копия погибшей борзой Леды. Может, граф приказал убить собаку или увезти куда-нибудь подальше, чтобы она не напоминала ему о Верочке. Почти одновременно с исчезновением двух женщин и собаки пропал и сосед — дворянин Андрей Липовский. Однако спустя месяц он вернулся, сказал, что женится, показал всем друзьям и соседям свою невесту, совсем юную девушку, после чего вместе с ней уехал в Москву, откуда уже не возвращался в родные края.

Никто не знает, искал ли граф свою сбежавшую супругу или нет, слухи ходили разные. Но только ночами как будто обитатели усадьбы слышали со стороны леса жуткий собачий вой…

Василий понимал, что условие, способное подтолкнуть Петра Гринберга к восстановлению усадьбы, заключающееся в том, чтобы найти информацию о пропавшей Вере Васильевне Прозоровой, практически невыполнимое. Потому что все, что только могло иметь отношение к семье Прозоровых, какие-то архивные документы, переписка, фотографии и прочие материалы, находилось в местном музее. А для Василия музей был домом родным, где он знал абсолютно все! Ну не сохранилось ничего, что могло бы пролить свет на причину исчезновения графини и на ее дальнейшую судьбу. Человек как в воду канул. Но все равно после того, как Гринберг вернулся к себе в Германию, Василий Карташов снова погрузился в изучение писем Липовского Вере. Вроде бы обычная любовная переписка, нервные записочки Верочки своему другу, его записочки, в которых он подбадривает свою любимую: «Душенька моя, Вѣрочка! Вотъ уже нѣсколько дней не видѣлъ тебя, соскучился страшно. Всѣ хочу сказать тебѣ, родная, не думай ты объ этой Ольке, вотъ просто не думай и всѣ. И не держи на нея зла, всѣ супругъ твой виноватъ, да ты и сама это знаешь. Олька — крѣпостная дѣвка, надъ ней власть твоего графа». Записки Андрея графу, с которым он, судя по всему, был на дружеской ноге, что заставляет предполагать, что Никита Прозоров понятия не имел об измене своей жены. Или же делал вид?

«Ваше сіятельство, Никита Владиміровичъ, благодаренъ Вамъ и Вашей супругѣ за приглашеніе на обѣдъ. Буду непременно. Надѣюсь, что Вашъ поваръ получилъ этимъ утромъ отъ меня корзину грушъ и двухъ кроликовъ».