Агата Кристи - Убийство в «Восточном экспрессе». Убийство на поле для гольфа

— Разумеется. Нет ничего проще.

— По-моему, довод, касающийся ножа, довольно убедителен, — снова заговорил я, когда мы поднимались наверх. — Я не стал говорить в открытую при Стоноре.

— И правильно сделали. Лучше помалкивать до поры до времени Но относительно ножа должен вас огорчить — вряд ли этот довод поможет Жаку Рено. В то утро, когда мы уезжали из Лондона, я на час отлучился, помните?

— И что же?

— Ну так вот, я разыскивал мастерскую, где Жак Рено заказывал ножи. Это оказалось нетрудно. Eh bien, Гастингс, они сделали по его заказу не два ножа, а три.

— Значит...

— Значит, один был подарен мадам Рено, другой — Белле Дьювин, а третий Жак оставил себе. Боюсь, Гастингс, эта история с ножами не поможет нам спасти Жака Рено от гильотины.

— Нет, до этого не дойдет! — вскричал я испуганно.

Пуаро с сомнением покачал головой.

— Вы его спасете! — уверенно воскликнул я.

Пуаро бесстрастно посмотрел на меня.

— Вы же сами лишили меня этой возможности, мой друг.

— Но должен же быть и какой-то другой выход, — пробормотал я.

— Черт побери! Вы хотите, чтобы я сотворил чудо. Хватит, довольно об этом. Давайте лучше посмотрим, что там в письме.

С этими словами он вытянул из кармана пиджака конверт.

По мере того как он читал, лицо его все мрачнело. Потом он протянул тоненький листок мне:

— Вот еще одна женщина, сраженная горем!

Почерк был неразборчивый, видно, писали в страшном волнении.

«Дорогой мосье Пуаро!

Если это письмо дойдет до Вас, умоляю прийти на помощь. Мне не к кому больше обратиться. Жака надо спасти во что бы то ни стало. На коленях умоляю Вас помочь нам.

Марта Добрэй».

Глубоко взволнованный, я вернул ему записку.

— Вы поедете?

— Немедленно. Надо заказать автомобиль.

Не прошло и получаса, как мы завидели виллу «Маргерит». Марта вышла встретить нас и повела в дом, вцепившись обеими руками в руку Пуаро.

— Ах, наконец-то вы приехали... Как вы добры! Я просто в отчаянии, не знаю, что и делать. Меня даже не пускают к нему в тюрьму. Я так страдаю. Просто с ума схожу. Они говорят, что он не отрицает своей вины. Это правда? Но ведь это безумие, не может быть! Он не мог убить отца. Никогда этому не поверю.

— Я тоже не верю в это, мадемуазель, — мягко сказал Пуаро.

— Тогда почему он ничего не говорит? Не понимаю!

— Возможно, он выгораживает кого-то, — заметил Пуаро, пристально глядя на девушку.

Марта нахмурилась.

— Выгораживает? Вы думаете, свою мать? Ах, я с самого начала подозревала ее. Кто наследует все огромное состояние? Она. Ей ничего не стоит, облачившись в траур, лицемерно разыграть неутешное горе. Говорят, когда Жака арестовали, она упала, вот так!

И Марта, закатив глаза, сделала вид, что теряет сознание.

— Уверена, мосье Стонор, секретарь, помог ей. Они давно спелись, эта парочка. Правда, она старше его, но какой мужчина посмотрит на это, если женщина так богата!

В ее тоне слышалось ожесточение.

— Но Стонор был в Англии, — заметил я.

— Это он так говорит, а что было на самом деле?

— Мадемуазель, — терпеливо начал Пуаро, — если мы беремся помогать друг другу, мы должны быть искренни. Во-первых, я хотел бы задать вам один вопрос.

— Да, мосье?

— Известна ли вам настоящая фамилия вашей матери?

Марта с минуту смотрела на него в оцепенении, потом, уронив голову на руки, разразилась слезами.

— Ну-ну, — сказал Пуаро, касаясь ее плеча. — Успокойтесь, дитя мое. Вижу, вы все знаете. А теперь второй вопрос: известно ли вам, кто такой был мосье Рено?

— Мосье Рено? — Она отняла руки от лица и недоуменно посмотрела на Пуаро.

— А! Этого, кажется, вы не знаете. А теперь выслушайте меня внимательно.

И он принялся рассказывать ей, как рассказывал мне в день нашего отъезда в Англию. Марта слушала затаив дыхание. Когда он умолк, она глубоко вздохнула.

— Удивительно... великолепно! Вы самый великий сыщик в мире!

И с чисто французским пристрастием к театральным эффектам она живо соскользнула с кресла и опустилась перед ним на колени.

— Спасите его, мосье! — воскликнула она. — Я так люблю его! О! Спасите его, спасите!

Наутро мы присутствовали при допросе Жака Рено. Я был поражен, как сильно он изменился за такое короткое время. Щеки у него ввалились, под глазами легли глубокие темные круги, лицо было осунувшееся и изможденное. Казалось, он не спал несколько ночей подряд. При виде нас он не проявил никакого интереса.

— Рено, — начал следователь, — вы отрицаете, что были в Мерлинвиле в ночь, когда было совершено убийство?

Жак поначалу ничего не ответил, потом забормотал с жалким и растерянным видом:

— Я... я... уже говорил вам, что был в... Шербуре.

Следователь нетерпеливо обернулся:

— Введите свидетелей.

В тот же миг двери отворились и вошел человек, в котором я узнал носильщика Мерлинвильского вокзала.

— Вы дежурили в ночь на седьмое июня?

— Да, мосье.

— Вы видели, как прибыл поезд в одиннадцать часов сорок минут?

— Да, мосье.

— Посмотрите на арестованного. Узнаете ли вы в нем одного из пассажиров, высадившихся из этого поезда?

— Да, мосье.

— Не ошибаетесь ли вы?

— Нет, мосье. Я хорошо знаю мосье Жака Рено.

— Не путаете ли вы дату?

— Нет, мосье. Ведь на следующее утро, восьмого июня, мы узнали об убийстве.

Потом ввели еще одного станционного служащего, который подтвердил показания носильщика. Следователь снова обратился к Жаку Рено:

— Эти люди без колебаний опознали вас. Что вы можете сказать?

Жак пожал плечами.

— Ничего.

— Рено, — продолжал следователь, — узнаете ли вы это?

Мосье Отэ взял что-то со стола и протянул арестованному. Я вздрогнул — это был хорошо знакомый мне нож.

— Извините! — воскликнул адвокат Жака, мэтр Гро-сье. — Я требую, чтобы мне дали возможность поговорить с моим подзащитным, прежде чем он ответит на этот вопрос

Однако Жак Рено не обратил ни малейшего внимания на протест мэтра Гросье.

— Конечно, узнаю. Этот нож я подарил матушке в память о войне.

— Не скажете ли вы, имеется ли второй такой нож?

Мэтр Гросье снова хотел было разразиться тирадой, но

Жак даже не взглянул на него.

— Насколько мне известно, нет. Форму его я придумал сам.

Тут даже у следователя челюсть отвисла. Казалось, Жак сам рвется навстречу смерти. Я понимал, разумеется, что для него сейчас самое важное — ради безопасности Беллы скрыть, что есть второй такой нож. Покуда считается, что в деле фигурирует только один нож, на девушку едва ли падет подозрение. Он рыцарски защищал женщину, которую любил прежде. Но какой ценой! Тут только я понял, сколь легкомысленно поступил, поставив Пуаро перед почти неразрешимой задачей. Как можно снять подозрения с Жака Рено, не открыв всей правды?