Сергей Федоранич - Бог тебе судья

— Да что вы натворили-то, твари? Вы девчонку убили! Вы заигрались! Вы что творите, уроды?!

— Витя, — услышал я рядом тихий голос Кристины, — Витя переверни меня. Почему у меня под ногами потолок?

Я взял Кристину за плечи. Она говорила так, словно у нее во рту была вата. Ее глаза были по-прежнему зажмурены.

— Кристина, открой глаза!

— Я не могу. Я открываю глаза, и все летает. Меня повесили? Все вверх тормашками. Мне плохо, очень больно. Очень болит голова… Удары сильные… Меня закидывают камнями?..

Я положил ладони на ее лицо. Левая половина лица была очень мягкая, как будто жидкое тесто. И часть левой щеки безжизненно повисла у меня в ладони. Я отпустил, и она обвисла, словно в ней вымерли все мышцы.

— Аккуратно ложись, — велел я и крикнул: — Кто-нибудь, вызовете «Скорую»!

— Что с ней? — спросил судья.

— У нее инсульт, — ответил я.

Началась паника. Затворы щелкали без остановки, журналисты, воспользовавшись ситуацией, выходили в прямой эфир, сообщая в микрофоны, что по делу вынесен смертный приговор и у подсудимой инсульт. Вокруг сгрудилась толпа, которую сдерживало оцепление из конвоиров и приставов. Мечинский ушел за помощью, судья поблагодарил присяжных, отправил их по домам и начал раздавать указания охране.

Прибывшая бригада «Скорой» провела беглый осмотр и приступила к неотложной помощи. Кристине поставили несколько уколов, капельницу, и врач, старший в бригаде, велел выдвигаться из здания суда.

Я сказал, что поеду с ними. Услышав мои слова, судья сказал:

— Объявляется перерыв до десяти утра второго октября.

Я кивнул и побежал вслед за каталкой, на которой увозили Кристину.

Кристина пришла в себя только в первом часу ночи. К этому моменту я уже знал, что поражение мозга, вызванное ишемическим инсультом, не является фатальным и прогноз врачей очень хороший. Она поправится. Некоторое время у нее будет наблюдаться онемение левой части лица, но со временем это пройдет. Врачи отреагировали очень быстро, вкололи сосудорасширяющие препараты, и глобального отмирания участков мозга удалось избежать.

Оплывшее лицо вернулось в норму, но очнувшаяся Кристина с трудом могла пить даже через трубочку: левая часть лица совсем не слушалась.

— Очаг большой? — спросила она у меня.

— Нет, совсем крошечный, на двигательные и речевые функции не повлияет, — успокоил я. — Но все подробно спросишь у врача завтра.

— Во сколько мне вынесут приговор?

— Никаких приговоров, пока ты не поправишься, — ответил я. — Судья объявил перерыв, пока твое состояние не стабилизируется.

— Витя, попроси назначить на завтра. Пусть меня лучше убьет инсульт. Я не хочу быть первой казненной, не хочу войти в историю как убийца. Пусть лучше умру без приговора. Я уверена, что едва войду в зал, умру. Господь надо мной сжалился, и я бы умерла, если бы не врачи.

— Не говори так, — сказал я. — Все будет хорошо.

— Меня казнят, Витя. Что в этом хорошего будет?

Она говорила медленно и с трудом. И практически сразу же уснула. Я подоткнул одеяло и вышел в коридор. На стуле возле палаты сидел конвоир, а напротив него — Мечинский.

— Преподобный Франциск придет утром, — сказал он мне. — Кристина о нем не спрашивала?

— Нет.

— Она просила меня организовать с ним встречу как можно раньше. Я думаю, сейчас момент подходящий.

Весь груз прошедшего дня навалился на меня, но не усталостью, а отчаянной злобой. Я сжал кулаки так, что ногти впились в кожу, до скрипа стиснул зубы. Мне стоило огромных усилий не накинуться на адвоката с кулаками, но организм требовал выплеснуть энергию. Поэтому я зарычал:

— Да что ты за идиот такой?! В каких руках господа все? Ты все пустил на самотек, ты ничтожество просто! Тебя самого надо судить за отвратительную защиту! Как ты можешь тут сидеть, идиот проклятый, и говорить, чему сейчас время?! Ты ждешь ее смерти?

— Возможно, это было бы лучшим исходом для Кристины, — ответил Мечинский спокойно.

— Пошел вон отсюда!

Мечинский встал и сказал конвоиру:

— Я буду поблизости. Не возражаю, чтобы господин Черемушкин заходил к моей подзащитной.

Злоба вспыхнула с еще большей силой, и я побежал в другую сторону от этого барана, добежал до лестницы и кинулся вниз, стараясь сдержать крик. Мне хотелось орать и драться, кого-нибудь избить до смерти, до кровавых соплей, ломать кости, разрывать плоть на части. На одном из этажей я остановился и стал молотить кулаками стену до тех пор, пока руки не обвисли как петли.

Я прижался лбом к стене, пытаясь отдышаться. Меня скрутило в рвотном позыве, в голове зашумело. Я решил, что меня сейчас вырвет, но с этими потугами вышли лишь слезы.

С тех пор, как я очнулась, прошло две недели или около того. Все это время врачи запрещали мне двигаться, чтобы не усугубить травму мозга, которую я получила из-за обряда экзорцизма.

Едва я очнулась, мама налетела на меня с поцелуями и восхваляя Бога. Я пыталась вспомнить хоть что-нибудь, но все тщетно. Я помню только преподобного Франциска, который рано утром вошел в палату в необычном одеянии: в длинном черном балахоне с ярко-красной накидкой. Своим видом он до смерти перепугал психованную соседку, которую только-только привезли из процедурной комнаты. Она заверещала, выпучила глаза и начала биться в истерике. Ее поспешно увезли санитары, дверь заперли, и мы остались с преподобным Франциском наедине.

Он сообщил, что пришло время изгнать из меня демона, попросил доверять ему. Сказал, что процесс остановить будет нельзя. И все, дальше — провал.

Мама сказала, что едва священник начал свой обряд, как я упала в обморок. Вызвали врачей, а потом начался кромешный ужас. Я очнулась не в себе, начала орать, бить ногами и царапаться. Санитары связали меня, но я успела несколько раз пнуть священника. Все это время преподобный Франциск читал свою молитву и делал это громко, его пытались остановить, но он велел всем убираться, говоря, что ведет беседу с самим дьяволом. В какой-то момент я выгнулась так сильно, что сломала запястье на левой руке, но это меня не остановило, и я перевернула кровать вместе с собой. Кровать упала на меня и поручнем над головой пробила мне череп.

Меня экстренно госпитализировали, сделали операцию. Произошло сильное сотрясение и травма мозга, из-за чего начался отек. Пять дней я была в коме, а врачи бились с отеком, чтобы мозг снова стал помещаться в черепную коробку. Им удалось, но я еще пролежала в коме несколько дней. И вот очнулась.

За окном накрапывал мелкий снег, он казался почти черным из-за грязных окон. Меня перевели в палату интенсивной терапии в отделе нейрохирургии в другой больнице. Но после стабилизации состояния переведут обратно, в психиатрическую клинику.