Вера Переятенец - Восемь дней в сентябре и Рождество в Париже. Антикварный детектив. Или детективная история, разгаданная экспертом

— Как это?

— А так, тогда путч грянул, все союзные структуры прекратили свое существование, вот на этой волне и пропали они.

— Ну подожди, принимали-то их в музеях?

— Ну да, они нам их вроде бы отправили, а сюда они не вернулись. Во внешнем отделе «Вучетича» тогда архив как-то странно сгорел, потом ответственным за это была организация, а не конкретные люди. Товарищ, который эту выставку курировал, вроде свалил куда-то. Так что концов не найти. Кстати, это не единственный случай. В Союзе художников СССР при развале Союза штук сорок выставок не вернулось из-за границы. Там, конечно, цены не те, но ребята на опте заработали.

— Слушай, но как же государство, авторы сами? Они же в суд могли подать.

— А с кого требовать? Нет больше таких организаций. И, потом, ты забыла, какое это время было. Я представляю, как пожилой художник откуда-нибудь из Рязани будет требовать, чтобы нашли его работы и вернули. Я тебя умоляю! Забыли и проехали. С музейными картинками, конечно же, похуже, но я думаю, что те, кто их к рукам прибрал, понимает, что на открытом аукционе их не продашь, а подешевле частным лицам — это пожалуйста. Имена-то какие: Любовь Попова, Кандинский, Родченко, Бурлюк.

— Но а покупатели-то, они не понимают, что это ворованное. Ведь у них там, на Западе, люди законопослушные.

— Вероника, и ты веришь этому мифу?! Ну уж ты-то должна знать, что там, где деньги и очень большие деньги, там можно законы обойти. Это сплошь и рядом даже на бытовом уровне встречается. В той же Америке это тоже есть. Незаконно давать работу нелегалам, но все сплошь и рядом держат мексиканских нянек, домработниц. А почему? Потому что дешевле. Так что закроем эту тему. Кстати, если нужен тебе каталог, могу подарить.

— Спасибо большое.

— Так, девочки, а вот и яичница. — Ольга Сергеевна вплыла в гостиную с огромной сковородой грандиозных размеров, куда вмещалось, наверное, десятка два яиц. Все это, зажаренное на знатном украинском сале, было приправлено помидорами, шампиньонами и свежей зеленью, так что выглядело не хуже, чем какое-то изысканное блюдо в элитном ресторане.

Почувствовав запах еды, из соседней комнаты вывалились дети.

— Так, дети, положили себе на тарелки и отправились в свою комнату.

По этой команде старший сын и близнецы ополовинили сковородку и шумно удалились, прихватив с собой еще солидную горку бутербродов.

— Ну вот, теперь можно расслабиться, — налетайте девочки.

Это так, для красного словца было сказано «расслабиться», а на самом деле милой девичьей болтовни о маленьких радостях, что приличествует подобному случаю, как-то не получилось.

Светка да и ее мама принадлежали к той породе людей, которые, обретя собственное семейное счастье и сопутствующий ему душевный комфорт, уют, стабильность и прочее, и прочее, — начинают испытывать особое беспокойство по поводу личной неустроенности своих знакомых, а если это старинная подруга, это уж сам Бог велел. С тех пор как Вероника развелась со своим мужем, тема ее одинокой жизни стала чем-то вроде обязательной программы при встрече. Это могли быть рассуждения о том, что, мол, так тяжело женщине в наше непростое время быть одной, а то и откровенные предложения познакомить с очередным холостым сослуживцем Антона. Причем все эти Васи, Пети и Сергеи обладали исключительными душевными качествами характера, так что было просто непонятно, почему они разошлись со своими предыдущими женами и до сих пор не женаты. Нечто подобное случилось и в этот приезд. Самой Веронике эти разговоры, естественно, уже порядком поднадоели:

— Ольга Сергеевна, Свет, — ну как вы не понимаете: если бы я встретила кого-нибудь, кто действительно был бы мне интересен, я бы, конечно, и завела бы себе личную жизнь, а так выходить замуж, чтобы рубашки стирать и иметь дополнительные заботы, — избави Боже. У меня и так на руках и сын, и мама. Сейчас вон непонятно, какие времена грядут, нужно думать о том, как их пережить.

— Слушай, Вероник, а ты вообще можешь о чем-нибудь, кроме заработка, думать? По-моему, у тебя синдром менеджера. Проще ко всему нужно относиться.

— Светик, я бы и рада проще, да не получается. Конечно, относительно многих других представителей нашей профессии, я, может, и достигла очень неплохого положения в материальном плане. И квартиру себе хорошую сделала, и на машине приличной езжу, сына вон вырастила, сейчас в институт поступил. Маму могу поддержать, на курорт отправить, лекарство, не задумываясь о его цене, купить. Но, знаете, чего все это стоит? Я, каждый раз зарабатывая деньги, думаю лишь о том, что они могут быть последними. Ведь это как в казино — повезет не повезет. Никто пятого и двадцатого тебе пусть маленькую, но гарантированную зарплату не даст.

— Слушай, да это точно синдром менеджера. А может быть, тебе на работу устроиться?

— Куда?

— Ну, в институт или музей какой-нибудь. Будет постоянная зарплата.

— Ты, наверное, плохо себе представляешь, сколько сейчас платят в институте, это совершенно нерентабельно, если ты, конечно, не доктор наук, а если начинать все заново, как мне, то это просто несерьезно.

— Ну а в музей? Вон в Питере их сколько. Культурная столица как-никак.

— Светочка дорогая, а ты знаешь, что такое питерский музей? Это как Большой театр в Москве. По уровню интриг, наверное, еще круче. Туда можно попасть только по очень и очень большому блату. Причем начинать нужно лет в двадцать, чтобы годам так к сорока стать штатным сотрудником или, что еще более проблематично, сделать какой-то шаг по служебной лестнице. Ну скажи, какая из меня на моем пятом десятке девочка на побегушках?

— Слушай, но ведь у тебя опыт какой-никакой, могла бы хранителем, например, попробовать. Не знаю, у нас в Москве, если постараться, можно запросто найти работу.

— В научные отделы и хранители фондов, дорогая моя, попадают только дети, внуки, племянники и так далее в порядке очередности. Помнишь, в советское время в Академии художеств был такой НИИ искусствознания? Его еще называли «институтом вдов и сирот». Он и сейчас существует, и думаю с тем же набором сотрудников. Так что в питерских музеях то же самое. Как в том фильме — «чужие здесь не ходят». И, потом, средний возраст научных сотрудников давно перевалил за восемьдесят.

Ты видела когда-нибудь токаря или слесаря в этом возрасте? Правильно, нет. А сотрудники музеев, уходя на пенсию, продолжают работать еще лет двадцать, а то и тридцать. Так что целое поколение молодых специалистов не находит себе применение. А потом только и слышишь разговоры: «Вот уходят корифеи, а заменить некем». Я не верю, что они незаменимые и уникальные, просто не пущать выгодней. Все понятно, что пенсии маленькие, что многие из них так были увлечены деланием карьеры, что остались одиноки. У кого-то дети не обустроены, кому-то просто скучно дома сидеть, но кто пожалеет молодых, полных сил, которые не могут себя реализовать? На Западе этого нет. Выходишь на пенсию — пожалуйста, занимайся научной работой, только не за государственный счет, а пиши книги, давай консультации.