Вера Переятенец - Восемь дней в сентябре и Рождество в Париже. Антикварный детектив. Или детективная история, разгаданная экспертом

Поднявшись пешком на третий этаж, она осмотрела опечатанную квартиру. Похоже, бумажки никто не трогал, и все здесь в порядке. Затем позвонила в дверь к соседке. Та будто ждала ее за дверью и тут же распахнула дверь, Вероника даже не успела опустить руку.

— Ой, Вероничка, это Вы… Квартирку пришли проверить. А тут все в порядке, я присматриваю, как положено. Да тут к нам никто и не ходит…

— Здравствуйте, Евгения Павловна, а я, собственно, к Вам, мне с вами поговорить надо.

— Вот и замечательно, проходите, проходите, мы чайку с Вами попьем.

Вероника была знакома с вдовой Покровского, что называется, сто лет, а Клавдия Михайловна и того больше, но никогда никто не бывал у нее в квартире, хотя сама Евгения Павловна, будучи еще молодой, частенько пропадала в соседской квартире, скрываясь от чрезмерно разбушевавшегося мужа, или просто забегала поплакаться на бабью долю и потолковать о всякий проблемах. После смерти супруга, когда ее жизнь стала более спокойной и благополучной, эти посиделки стали более редкими, но все равно случались, а вот к себе она как-то никого не приглашала. Так что Вероника с любопытством осматривала квартиру. Но здесь было и еще кое-что. Ей хотелось убедиться, что они действительно одни.

— О, а у Вас другая планировка, чем у Клавдии Михайловны покойной. Можно я осмотрю.

— Да смотрите, конечно, но у нас не такие хоромы. Не заслужил, видимо, мой супруг от государства особых почестей, хотя работы его почти во всех музеях российских. Знаете, мне тут недавно звонили из одной галереи. Интересовались его творческим наследием. А я, знаете ли, подумаю еще продавать. Не бедствуем чай, пусть хоть что-нибудь внукам на память останется.

Квартира у Покровских была небольшая. Не положено по статусу было им таких апартаментов, как Юдиным, но все равно две комнаты и огромная кухня-столовая для советского человека когда-то были пределом мечтаний.

Жили они небогато, от советских времен сохранилась дефицитная мебель: импортная ГДРовская стенка, но к ней, видимо, уже внуки добавили новомодный диван, телевизор, на кухне Вероника заметила новый холодильник, микроволновку и кофемашину. Вдова Покровского была известной любительницей этого напитка.

— Вы проходите, проходите в гостиную, а я сейчас кофейку сделаю. Мне мой Витенька, младший внук, хитрую штуку подарил, золото, а не кофеварка, что хочешь сделает. Я его, конечно, отругала. Дорого ведь, да и кризис на дворе. А он мне: «Мол, не буду же я на бабушке экономить». Капучино хотите?

— Да, пожалуйста.

Вероника с любопытством стала разглядывать фотографии на стенах. Больше всего тут было, конечно же, портретов покойного супруга, но встречались и изображения детей и внуков.

— Евгения Павловна, Вы как-то говорили, что сами непростого происхождения, как раньше говорили — «из бывших». А фотографии у вас старинные есть?

— Да что Вы, Вероничка, какие фотографии. Дедушка мой был декоратор в императорском театре. Рубцов его фамилия была. И я в девичестве тоже Рубцова. Так он умер еще до революции, а бабушку большевики расстреляли. Ну, моя мама с теткой бежали в Сибирь. Там у моей двоюродной бабушки и жили. Тогда ведь не принято было упоминать о своих родственниках, вот почти все и потеряно было.

— Так ли все? И Вы никогда не видели, как выглядит ваша бабушка?

— Да нет же, говорю, ее расстреляли большевики.

Нет, старушка явно недоговаривает. Раз она прекрасно знает, кто был ее дед. Так, наверное, должна была знать, у кого служила ее бабка. Надо ей прямо все и выложить.

— А мне кажется, что вы прекрасно знаете, как выглядела ваша бабушка, и то, что убита она была не кем иным, как Виктором Михайловичем Юдиным, вашим соседом, вы тоже знаете. Вот смотрите — это она. Вы же с ней похожи как две капли воды. А медальон, что на ней, Клавдия Михайловна любила носить. Вы-то уж точно знали, чей он. Знали и злобу таили. А в тот день, ну, когда она убита была, терпенье ваше и лопнуло. Конечно, кого же еще она могла на кухне принять. Вы же там столько лет пропадали. О чем-то повздорили, и вы ее убили, а медальон себе взяли, ну, а чтобы следы замести, все это и устроили. А, кстати, что вы в тайниках нашли?

— Какие тайники, какое убийство, — мадам явно вышла из себя и даже заговорила другим голосом. Спина ее выпрямилась, ни дать ни взять, английская королева. — Да, знала я, что муженек ее — убийца моей бабки. Мало того что убил, так еще и ограбил. Сколько моя матушка страдала из-за этого ублюдка. Они же почти без гроша остались. Ночью смогли вынести самое необходимое и так, по мелочи: ценности, что большевики не нашли, да в тайнике забрали, что было.

Как им тяжело было. Образованные девицы после Петербурга и Москвы оказались в каком-то захолустье. Так там и умерли. Только я и смогла из всей семьи назад вернуться. Но я Вам вот что скажу, Вероника: никому эти ворованные драгоценности счастья не принесли. Юдину, я думаю, тоже. Он ими не смог даже воспользоваться. И умер как собака — без покаяния.

Если Вы думаете, что я это вдову его убила, так ошибаетесь. Я его давно простила, и Клавдию Михайловну Вашу. Тоже мне, счастье. Ни детей, ни внуков, и убили ее непонятно за что. Я когда вошла в квартиру, она уже мертвая была, а медальон ее на полу валялся. Я его и подняла. Эта клуша им даже пользоваться не умела. В нем тайник. Вот тут если на камешек нажать, то открывается крышка, а тут дедушкин портрет и бабушкин. Это он сам писал, между прочим. Такие вещи только владелец мог знать. Забирайте, если хотите, я не воровка, и у нас в роду никто чужого не брал.

— Если не считать того, что бабушка ваша все, что можно из вещичек и драгоценностей Матильды Кшесинской, у которой она служила экономкой, к рукам прибрала…

— Эта вертихвостка сама виновата. Она ведь прекрасно знала, что происходит в столице, и сбежала при первой опасности, а что будет с домом, с людьми, которые ей верой и правдой служили, ей было наплевать. Что ей стоило сказать бабушке: «Дорогая, в городе неспокойно, спасайте своих детей, никакое барахло не стоит человеческих жизней». А то сама хвостом махнула, а ты тут оставайся и как хочешь барахло ее спасай от большевиков. Умна, слов нет. Так что если и взяла моя бабушка что-либо чужое, так это лишь разумная компенсация за те риски, которыми она себя подвергала. Если бы она была экономкой в простом доме, это одно, а она работала на романовскую вертихвостку — это совсем другая разница, а платили ей как всем, без учета всех этих сложностей. Так что не говорите мне об этой несчастной. У нее-то все потом хорошо сложилось: и замуж за любовника своего вышла, и собственность у неё за границей осталась, и слава мировая была. А бабушку мою в своей книжке воровкой обозвала. Не известно, что бы она стала делать в таких обстоятельствах. Была революция, война, бабуле детей нужно было спасать. Так что барахло ее хоть на добрые дела пошло, а то бы все большевикам досталось.