Питер Чейни - Зловещее поручение

— Точно еще не знаю. Но если бы вы смогли заполучить для. меня смышленого и образованного парня достаточно крепкого телосложения и ловкого, то я был бы очень доволен. И хотелось бы найти женщину, достаточно пожившую, чтобы обладать уравновешенностью, опытом и умом, и достаточно молодую, чтобы нравиться и быть в состоянии кого–либо очаровать, если это потребуется. Сможете ли вы что–либо предпринять в этом плане?

Старик что–то промычал и затем сказал:

— Хорошо. Можете считать, что с этим все улажено. Я пришлю их прямо к вам. Когда?

На минуту я задумался.

— Днем я намерен немного отдохнуть. Совершу небольшую прогулку и поиграю в гольф. Играя в гольф, я лучше соображаю. Вернусь в Лондон после полудня. Хотелось бы увидеть парня около шести. Я буду у себя. Женщина пускай встретится со мной в девять часов в «Гей Сиксти Клаб».

— Договорились. Это все? — спросил Старик.

— Да. Благодарю вас.

В тот же момент в трубке послышался щелчок. Старик не любил попусту тратить слова.

Немного побродив по улицам, я направился в гараж, завел машину и двинулся в Суррей, расположенный к югу от Лондона. Местность там чудесная.

Около двенадцати часов я проехал Доркинг и направил машину в Бичворт Голф Кос, где находилась превосходная площадка для игры в гольф.

За год до войны мне приходилось часто бывать там с Сэмми, с которым мы подолгу забавлялись игрой.

На этот раз площадка была пустой и выглядела заброшенной. Выйдя из машины, я принялся бродить, припоминая шутки и веселые забавные истории, которые любил рассказывать Сэмми.

Был прекрасный солнечный день, освежаемый легким прохладным бризом.

Я уселся на небольшую низенькую скамейку, зажег сигарету и почему–то вспомнил одну ночь, когда я и Сэмми на несколько часов были лишены спокойного сна, на который мы тогда имели бесспорное право. Это было в Фореле, на побережье Па–де–Кале, в первый год войны. Среди ночи я был разбужен страшными проклятиями, вырывавшимися из уст всегда достаточно корректного Сэмми. При тусклом освещении барака нашей части я увидел Сэмми в расстегнутом обер–лейтенантском мундире с высоким воротником, с кровоточащей, как у подрезанной свиньи, раной на щеке. Пока я продирал глаза, Сэмми подбирал самые нелестные выражения в адрес маки, то есть французских подпольщиков, и наших британских спецслужб, которые мы называли «бригадой плаща и кинжала по защите Па–де–Кале». Как выяснилось, Сэмми наткнулся на крадущегося вдоль бараков французского партизана — этот смельчак намеревался взорвать местную электростанцию. Увидев Сэмми в форме немецкого офицера, партизан, естественно, бросился на него и попытался задушить. Не тут–то было. Сэмми сам ловко нокаутировал этого несчастного, а потом начал ломать голову, что с ним делать. Теперь он пришел ко мне за помощью. Вместе мы погрузили бесчувственного поджигателя на тележку, прикрыли толстым слоем засохшего навоза и откатили подальше в лес, на безопасное расстояние. Позже вся эта история дошла до нас в виде анекдота — как какой–то партизан обнаружил себя в лесу на тачке под навозом и ровным счетом ничего не мог вспомнить о том, как же оказался в данных обстоятельствах…

Я невольно улыбнулся при этом воспоминании и поднял голову.

Где–то слева послышался шум шагов по гравию. По дорожке шла женщина.

Мои глаза расширились от восхищения. Поистине это был экзотический фрукт, это был персик. Тонкая, стройная, превосходно сложенная, с легкой походкой. Шатенка лет тридцати двух, эта красавица несомненно принадлежала к аристократическим кругам столицы. На ней элегантно сидела серая фланелевая курточка, под которой виднелась голубоватая рубашка с белыми полосками. Серая шляпка и модные шведские туфельки дополняли туалет.

Она медленно приближалась ко мне, идя по другую сторону той дорожки, у которой я сидел.

Внезапно мне в голову пришла мысль попытаться организовать знакомство с помощью какого–либо из моих испытанных приемов. Возможно, это могло показаться не особенно умным и тактичным, но, во всяком случае, было перспективно. Так или иначе, раздумывать уже было некогда.

Когда она находилась примерно в двадцати ярдах от меня, я тяжело поднялся, весьма неловко и неуклюже переступил через скамью и тотчас повалился наземь, издав невнятное болезненное восклицание. Затем, с трудом приподнявшись и стоя, как аист, на одной ноге, я тщательно изобразил на своем лице невероятное страдание.

Она клюнула на эту мистификацию и, подойдя ко мне, заботливо осведомилась:

— Вы ушиблись?

Я с трудом уселся на край скамейки и сказал:

— Боюсь, что я вывихнул ногу или ушиб ее о камень. Боль ужасная.

Она взглянула на меня парой своих очаровательных глаз. Они были карие, искристые, таинственные, а взгляд спокойный, ровный. Я почувствовал, что эта женщина обладает какой–то особой притягательной силой, источник которой я не мог объяснить.

Улыбаясь, она сказала:

— Мне очень жаль, но это иногда случается с людьми, которые бродят по площадке, не имея к гольфу ни малейшего отношения.

В глубине моего сознания начала было возникать мысль о явной неправомерности такого замечания по отношению к совершенно незнакомому человеку. Но цель, которую я ставил перед собой в данный момент, была выше подобных соображений, и я ограничился лишь крайне невнятным:

— Как же?.. Как же…

— А так, — сказала она. — Эта площадка предназначена только для членов местного клуба.

— Как же вы можете знать, член я этого клуба или нет?

— Конечно, может быть, вы и являетесь членом клуба, но я никогда не видела вас прежде.

— Однако я тоже никогда прежде не видел вас. Кстати, не можете ли вы помочь мне?

Она присела на другой конец скамьи.

— Собственно, что вы имеете в вицу?

— Видите ли, я не в состоянии ступать левой ногой. Я вывихнул ее или ударил. А она у меня и без того повреждена, и потому новый удар или вывих довольно опасен.

— Разумеется.

— И мне обязательно нужен доктор.

Она вздохнула, вынула из сумочки портсигар, достала сигарету и предложила мне. Я закурил.

— Вы не выглядите беспомощным человеком, — сказала она.

— Вполне возможно, — согласился я. — Однако все дело в том, что мне нужно добраться до доктора. Я предполагаю, что у меня вывихнут один из суставов. Со мной это бывало и в прошлом, и доктора довольно легко их мне вправляли.

Она улыбнулась. Улыбка делала ее сверхочаровательной.

— А как же вы намерены решить эту задачу?

Итак, она склонялась поддержать игру.

— Это довольно легко, — сказал я живо. — Если вы одолжите мне вашу тросточку, я попробую, хромая, добраться до своей машины. Правда, вряд ли я смогу вести ее. Больно будет нажимать на педали.