Константин Бушуев - Забыть Веронику

— Ой, какой кошмар! — взвизгнула стоящая за моей спиной мать двоих детей. — А я ведь знаю, кто это!

— Кто?

— Ой! — опять вскрикнула женщина. — Я фамилию не знаю, но они на двенадцатом этаже живут! С мужем! Вон же их лоджия, смотрите! Давайте скорее к ним! Скорее!

Взбудораженное состояние соседки передалось и мне. От волнения я даже забыл, что мне следует немедленно позвонить в дежурную часть и вызвать оперативно-следственную группу, а до приезда коллег охранять место происшествия. Вместо этого я заскочил в подъезд и помчался наверх.

Глава 2, написанная доцентом

У каждого начинающего писателя есть личный мотив, побуждающий сесть за стол и начать набирать текст. К примеру, горячее желание донести до людей свои мысли и идеи, хотя бы и бредовые. Или неуемная жажда славы и почестей. Или мечты об огромных гонорарах… Так вот: ничего подобного у меня нет. Ни деньги, ни слава не вернут мне былого счастья. И не роятся в моей голове никакие великие мысли, которые хотелось бы доносить хотя бы до одного человека…

Моим главным и единственным мотивом является Боль. Пишу о ней с большой буквы, потому что все последние месяцы она составляет основу моего существования, и на ее фоне теряются все остальные мысли, чувства и эмоции. Можно сказать, ничего иного в моей жизни и не осталось, кроме великой Боли. Мне регулярно помогают ее заглушать, но она возвращается, как только заканчивается действие очередной дозы медикаментов. А я ведь понимаю, к чему может привести каждодневный прием нейролептиков. Не хочу для себя такой судьбы, не хочу становиться «овощем». Но и нет сил терпеть Боль. Вот и хватаюсь за соломинку, ищу альтернативный способ спасти свою психику от необратимого и окончательного разрушения. Пришла в голову парадоксальная на первый взгляд мыслишка: а что, если сесть и подробно описать все случившееся? Вспомнить и описать. Во всех подробностях, во всех деталях. Чтобы частности заслонили целое. И чтобы у меня появилось ощущение отстраненности, нереальности произошедших событий. Как будто весь этот ужас случился не со мной, а с каким-то выдуманным киношным персонажем, за жизнью которого я наблюдаю, сидя в кинотеатре. Ведь когда мы смотрим фильм, в котором симпатичный нам герой испытывает ужасные моральные или физические муки, то не ощущаем же мы их на своей шкуре? Мы можем посочувствовать, можем взгрустнуть, можем призадуматься и даже всплакнуть, но это не помешает нам, завершив просмотр, приготовить вкусный ужин и с аппетитом его съесть, а на следующее утро пойти на работу и выполнять свои служебные функции… Вот в этом я и увидел свое спасение, чтобы посмотреть на себя со стороны. Знающие люди меня предупреждали, что таким путем я смогу вызвать у себя раздвоение личности… Вполне возможно. Но меня это не пугает. Уж лучше пусть случится раздвоение личности, чем ее гибель!

Элементарная логика подсказывает, что начать рассказ нужно с того страшного события, которое разделило мою жизнь на две части и которое в конечном итоге довело меня до сегодняшнего полурастительного существования. Таким событием явилась нелепая и неожиданная смерть моей жены, с которой мы прожили больше пятнадцати лет. Но тут есть одно затруднение. Дело в том, что внезапная гибель Маргариты и вид ее мертвого тела причинили мне такую мощную психологическую травму, что на несколько дней я почти полностью утратил связь с реальностью. В первый момент я просто потерял сознание, а потом, придя в себя, видел все вокруг как бы сквозь пелену плотного тумана. Перед глазами у меня мелькали хмурые физиономии людей в полицейской форме и озабоченные лица врачей, и все они задавали мне вопросы, все чего-то хотели от меня, но я не мог им ничего сказать. В тот же вечер меня госпитализировали в клинику неврозов и выписали только через четыре дня. Я даже на похоронах Маргариты не присутствовал, лечащий врач категорически отказался меня выпускать. Возможно, он был прав. Не уверен, что у меня хватило бы душевных сил пережить это мероприятие.

За ворота клиники я вышел на следующий день после похорон. На первом же перекрестке чуть не влетел под колеса маршрутки, причем даже не заметил бы этого происшествия, если бы выскочивший из кабины водитель, то ли таджик, то ли узбек, не наорал бы на меня на своем диком наречии, с вкраплениями ломаных русских слов. Ничего не ответив, я пошел на остановку, влез в первый подошедший трамвай, уселся на свободное сиденье и очнулся оттого, что пожилая женщина-кондуктор трясла меня за плечо. Оказалось, я проехал полгорода и оказался в совершенно незнакомом районе. Выйдя на улицу, я задумался, каким образом добираться до дома, но мысль о доме мгновенно улетучилась из головы. Непонятное внутреннее чувство не пускало меня домой. Сначала нужно было сделать нечто очень важное… Но что именно? С полчаса посидев на скамейке, я принял решение и поехал в сторону Восточного кладбища.

Находясь в стационаре, я ни с кем не поддерживал контактов, даже по телефону. Доктор запрещал. Но сам он, очевидно, связывался с кем-то из моих друзей, а иначе откуда бы ему знать точную дату похорон. Он и сообщил мне, что организацией траурных мероприятий занимается брат моей жены Анатолий и что беспокоиться мне совершенно не о чем. И о том, что Маргарита похоронена именно на Восточном кладбище, я узнал тоже от врача.

Точное место мне подсказали сотрудники кладбищенской администрации. Я долго не мог его найти, путался в секциях и участках. Когда наконец нашел свежую могилу, сплошь покрытую богатыми венками, долго стоял возле нее и смотрел на портрет Маргариты, аккуратно прислоненный к деревянному кресту. Почувствовав слабость во всем теле, присел прямо на венки, уронив голову на колени. Сколько я так просидел, закрыв глаза и не слыша вокруг себя ничего, кроме шума сосен? Час, полтора, два… Не знаю.

— Здравствуйте!

Всего одно слово, произнесенное мягким женским голосом, вернуло меня к реальности. Я медленно поднял голову и увидел стоящую метрах в трех от себя стройную русоволосую девушку с очаровательно-милыми чертами лица, одетую в легкое бежевое платье с короткими рукавами. На вид ей было не более двадцати лет.

— Здравствуйте, — тихо сказал я, поднявшись на ноги. — Кто вы?

— Как вам сказать… Я внучка одного очень хорошего человека, похороненного воон там, — она махнула рукой в сторону мощного гранитного памятника, видневшегося неподалеку. — Пришла навестить деда и заодно погулять в одиночестве по сосновому лесу. А тут — вы. Я и решила, что вам нужна помощь. И подошла. Не сердитесь?

— Нет, что вы, — заверил я незнакомку. — Конечно, не сержусь.

— Вам плохо? — спросила она после короткой паузы.