Виктория Платова - Странное происшествие в сезон дождей

— Какую?

— Как будет «кот» по-гречески?

— Кот?

— Ну да. Самый обыкновенный кот, не аллегорический.

— Неожиданный вопрос. — Костас в задумчивости поскреб идеально выбритый подбородок. — Не уверен, что знаю ответ, но, кажется… Гатос. Да. Гатос.

Ну вот, насчет греческого кота можно успокоиться, «гатос» и близко не тождествен «цабропулосу», но остается имя.

Имя. Как же она сразу не сообразила? Если вытащить из имени Костаса амортизирующую «с», первые три буквы будут выглядеть вполне однозначно.

— А зачем вам понадобился «кот» по-гречески?

— Ну… Иногда меня посещают всякие ерундовые мысли. Про этого кота, например. Или про ключ. Зачем носить в связке ключ, которым ничего нельзя открыть?

— Это раздражает?

— Это просто неудобно.

На земле между Костасом и Дарлинг всегда существует дистанция. Подчиненный не приближается к боссу ближе чем на полметра. Он видит босса исключительно в фас, в крайнем случае — в профиль и никогда — со спины. Расстояния в полметра достаточно, чтобы отдать саквояж, протянуть прозрачную папку с документами и посадочным талоном; с расстояния в полметра не упустишь ни одного слова из фразы «Вы международный человек-загадка». Все, абсолютно все будет услышано. Несмотря на шум от постоянно работающих мощных фильтров на границе полуметровой зоны. Фильтры работают со стороны Дарлинг: ведь это ей приходится постоянно думать, не нарушает ли она субординацию, задавая тот или иной вопрос. Высказывая то или иное мнение.

Костас, впрочем, никогда не интересовался ее мнением, а в остальном он превосходный босс, не самодур и сторонник демократии.

Теперь сторонник демократии находится от Дарлинг гораздо ближе, чем обычно. Полметра ужались до сантиметра или даже нескольких миллиметров, а местами расстояния и вовсе не существует: их предплечья соприкасаются. Неизвестно, что чувствует Костас, но Дарлинг чувствует неловкость. Легкое неудобство. И совершенно ясно, что неловкость и неудобство не разовьются ни в волнение, ни в перебои в работе сердца, ни в ожидание чего-то романтического.

— Простите, Дарья. Каждый раз забываю его снять. Знаете что? Снимите его сами.

— И что с ним делать потом?

— Отдадите мне.

Дарлинг может провернуть эту операцию прямо сейчас: вынуть из сумочки связку, отстегнуть ключ с двумя бородками — и все, тема будет исчерпана навсегда. Но вместо этого она говорит:

— Это какой-то важный для вас ключ?

— Нет. Вы сделали то, о чем я вас просил?

Просьба, которую Костас озвучил неделю назад, касается нескольких антикварных магазинчиков в Берлине. Дарлинг должна была выудить из Интернета адреса лавок, где торгуют «аутентичными вещами». Определение выглядело слишком уж расплывчатым, совсем не в духе Костаса, и, мысленно повертев его со всех сторон, она решилась на уточнение:

— А аутентичные вещи — это что?

— Вам объяснить значение слова «аутентичный»?

— Я примерно понимаю, но хотелось бы конкретики. Может быть, вы ищете святой Грааль, откуда мне знать?

— Святой Грааль я не ищу.

— Копье судьбы?

— Копье судьбы давно найдено другими. А вещи, которые меня интересуют, менее масштабны. Скажем, африканское декоративно-прикладное искусство. Латиноамериканское. Мелкая скульптура. Амулеты. Предметы культа.

— Надеюсь, это не связано с вудуизмом, — фыркнула Дарлинг.

— Вы суеверны?

— Нет, но фильмы ужасов не мой жанр. Как раз потому, что там частенько толкутся вудуисты.

Костас улыбнулся, но как-то неуверенно и грустно:

— Нет, это не связано с вудуизмом.

— Если вас интересует какой-то определенный предмет, проще будет найти его в каталогах.

— Если бы его было проще найти в каталогах, я бы его давно нашел.

Со стороны все это выглядело как «принеси то, не знаю что» или как если бы Костас вообще побаивался озвучить, что конкретно ему нужно. Между африканским и латиноамериканским, даже по мнению непросвещенной Дарлинг, слишком много различий, да еще эти таинственные «предметы культа»! Что это за предметы такие и что это за культы, и не попортят ли они к чертовой матери фэншуй? Обращение к Интернету особого утешения не принесло: большинство культов африканского и латиноамериканского разлива оказались языческими, тесно связанными со смертью и окруженными частоколом из оскалившихся черепов. Чем думать об этих черепах, лучше сосредоточиться на вполне невинном декоративно-прикладном искусстве и мелкой скульптуре, способной безболезненно вписаться в любой интерьер.

Составив список из пары десятков выплывших по ссылкам адресов, Дарлинг потусовалась еще на форумах антикварной направленности, после чего из двадцати адресов осталось только три, но зато верных. Без дешевых сувенирных вкраплений и с таким заоблачным ценником, что сомнений в подлинности товара уже не оставалось.

— …Так вы сделали?

— Да. Нашла даже местечко, где продается вполне аутентичная исповедальня конца семнадцатого века. Дуб, хорошее состояние и разбирается для транспортировки. Это можно считать предметом культа?

— Культа — вряд ли. А еще какие варианты?

— Три адреса, которым вроде бы можно доверять. Два в районе Шарлоттенбурга…

— Отпадает, — неожиданно заявил Костас. — Я уже бывал в районе Шарлоттенбурга, и неоднократно. Ничего интересного для меня там нет.

Дарлинг была так уязвлена, что поначалу даже не нашлась что ответить. Если уж Костас так хорошо разбирается в вопросе, то мог бы и не заставлять ее выполнять лишнюю и бессмысленную работу. Интересно, со своей прежней помощницей он проделывал те же трюки?

— А третий?

— Что?

— Третий адрес.

— Даже не знаю, имеет ли смысл… Лавка на Вильгельмшавенерштрассе. Называется «Мали Ба». Кажется, это район Тиргартена. Подойдет?

— Что-то я не слыхал о сто́ящих антикварных магазинах в районе Тиргартена…

— Поискать другие варианты?

— О’кей, — после секундного раздумья сказал Костас. — У нас будет несколько свободных часов в Берлине. Один из них мы сможем потратить на вашу «Мали Ба».

— Никакая она не моя… Просто прочла о ней несколько интересных отзывов в Интернете…

— И как?

— Феерически. Именно то, что нужно.

Это было вовсе не то, что нужно. И третьим в списке Дарлинг значился совсем другой адрес, пройдя по которому они обнаружили бы гору аутентичных вещей из Центральной и Восточной Африки, возможно даже — «штученек». Именно об этом адресе имелись самые хвалебные отзывы, а не о дурацкой «Мали Ба» на не менее дурацкой и почти не выговариваемой вслух Вильгельм- умри все живое-шавенер-крепись, Дарлинг! — штрассе-уфф. В которой наверняка нет ничего, кроме псевдовинтажных поделок made in China, индийского наспех сляпанного ширпотреба и отпечатанных на плохой бумаге дао-брошюр. «Мали Ба» была спонтанной местью Дарлинг, о которой она тотчас же пожалела. Но не откатывать же все назад!