Виктория Платова - Странное происшествие в сезон дождей

— Погоди, я сейчас…

Изумленной Дарлинг осталось только наблюдать, как проклятый идиот быстрым шагом отдаляется от нее. Приближаясь в то же время к двум молодым людям, вышедшим из здания аэропорта. Один из них — блондин в белой рубахе без рукавов и легких полотняных штанах — был налегке. За спиной второго болтался тощий рюкзак, а в руках — странной формы сумка, очертания которой отдаленно напомнили Дарлинг саксофон.

Обменявшись рукопожатиями с блондином, Денис Ильич перекинулся с ним парой фраз, затем сунул клешню его спутнику и спустя несколько секунд вернулся к Дарлинг, ее чемодану и подошедшему Костасу.

— Мой близкий приятель, англичанин, — сообщил Денис Ильич. — Встречал друга из Лондона. Я просто не мог не поздороваться. Мы, европейцы, здесь держимся друг друга.

— Нам, европейцам, хотелось бы побыстрее добраться до гостиницы. Это возможно?

Проклятый идиот начал серьезно досаждать Дарлинг, да и на непроницаемом до сих пор лице Костаса стали проявляться признаки плохо скрытого раздражения.

Дурной знак.

— Да, конечно. Моя машина на стоянке. Это здесь, рядом.

Стоянка и впрямь оказалась недалеко, за кавалькадой экзотического вида крытых маленьких повозок, крепившихся к мопедам. Но Дарлинг все же успела оттащить Дениса Ильича на несколько метров от Костаса:

— Знаете что, Денис Ильич?..

— Пока нет.

— Мы знакомы пять минут, а вы меня уже достали. И поверьте, я сделаю все, чтобы наша сегодняшняя встреча вышла вам боком.

— Не понял?

— Значит, так. Больше ты не произнесешь ни слова. До самой гостиницы. Молча сели, молча доехали, молча вышли. Уяснил?

Денис Ильич шумно втянул носом воздух, но ничего не сказал, только быстро кивнул головой в ответ.

Первыми, кого Дарлинг увидела на стоянке, были те самые двое англичан. Блондин грузил в багажник зеленого потрепанного «Лендровера» вещи своего приятеля. Сам приятель обнаружился тут же, у раскрытой настежь дверцы переднего пассажирского сиденья. Он стоял, намертво вцепившись в нее, не сводя глаз с женщины, облокотившейся на капот. Женщина небрежно курила, выпуская из ноздрей две тонкие полоски дыма, и это было чертовски красиво.

Мужчина ее жизни будет курить именно так, время от времени выпуская аккуратный дым из ноздрей, это будет смотреться поэтично. На фоне какой-нибудь лаосской пагоды или монгольской юрты. Монгольская юрта была последней, о чем успела подумать Дарлинг. Потому что в следующую минуту она с пугающей ясностью осознала: женщина у «Лендровера», в черной футболке и мешковатом джинсовом комбинезоне… Эта женщина —

Джин.

Джин. Но не Джин из пятьдесят девятого. А Джин, близко, почти вплотную подошедшая к пропасти семьдесят девятого. Очень взрослая Джин, с очень взрослыми, отросшими волосами, — о дружбе с ней не может быть и речи, но это совсем не важно. Важно то, что она спаслась, что нет того страшного пыльного автомобиля — какой марки был автомобиль? Дарлинг не помнит, или никогда не знала, или никогда не задумывалась, но точно не «Лендровер»! Этот «Лендровер» — самый настоящий увалень, неопасный, вполне надежный, полный людей, дурацких молодых англичан; слишком молодых и слишком дурацких, чтобы умереть в их присутствии…

— Э! — прокричал Денис Ильич Дарлинг в самое ухо. — Слышишь… Слышите, что я говорю? Белый «Фольксваген Гольф»! Наша машина.

Белый «Фольксваген» стоял сразу же за «Лендровером», а это означало, что ей придется пройти мимо Джин. Приблизиться к Джин, и… Если проклятый идиот — близкий приятель англичанина, то он наверняка знает и Джин.

— Кто это? — срывающимся шепотом спросила Дарлинг у Дениса Ильича.

— Кто?

— Та женщина. У «Лендровера». Кажется, там твои приятели… Англичане.

— A-а… Это его жена. Моего друга. Она русская. Крутейшая тетка… Она… О-о-о… — Тут Денис Ильич закатил глаза. — А что?

— Ничего.

Джин никогда не была теткой, ты, проклятый идиот! Джин была кем угодно, только не теткой. Но это и не Джин. Двойник Джин, но не Джин. Она русская, она замужем за парнем, который много моложе ее, и это тоже похоже на Джин.

Но это не Джин.

Сколько ни уговаривай себя, но заставить не пялиться на не -Джин невозможно. Скорей бы сесть в чертов «Фольксваген Гольф», и уехать в чертову гостиницу, и встать под душ. И смыть с себя не только перелет, но и это наваждение. Только бы Денис Ильич не задержался у «Ровера» и не вступил в беседу с русской, они знакомы, они — европейцы в чужой азиатской стране, а европейцы должны держаться друг друга, или… Что там он говорил?..

Но Денис Ильич вел себя как паинька, он лишь махнул рукой женщине в комбинезоне, и она ответила ему быстрой улыбкой, вот и белый «Фольксваген», сейчас все закончится, все…

Но ничего не закончилось.

Даже тогда, когда Денис Ильич сунул чемодан Дарлинг в багажник, уселся на водительское место и завел мотор. Даже тогда, когда Дарлинг распахнула пассажирскую дверцу.

Ничего не закончилось, потому что Костас остановился у машины англичан, как будто налетел на невидимое препятствие. Непреодолимое.

Он стоял против не -Джин и смотрел, смотрел, смотрел на нее. Смотрел не отрываясь, как она курит, как выпускает из ноздрей бестрепетные и бесстрастные струи, и эта немая сцена убила Дарлинг. Не потому, что выглядела взятой напрокат из дешевой мелодрамы, а потому, что правдивее ее не было ничего на свете.

Именно так настигает человека любовь.

Серийный убийца, не имеющий ни жалости, ни снисхождения, равнодушный к мольбам жертв. Можно сколько угодно цепляться за прошлую жизнь, но прошлой — понятной и размеренной — жизни уже не будет.

Теперь Дарлинг видела только этих двоих, все остальное скрылось во влажном тумане. Туда же провалились все без исключения звуки. Кроме голосов Костаса и этой женщины.

— Примерно так я все и представлял себе, — сказал Костас. — Здравствуй.

— Здравствуй, Костас.

— Ты не изменилась.

— Ты тоже не очень изменился. Немного постарел, но мужчинам это даже идет.

— Только не твоим мужчинам.

— Я знала, что ты скажешь именно это.

— Тогда ты должна знать, что я скажу после этого.

— Не стоит, Костас. Мы закончили разговор двенадцать лет назад.

— Мы даже не начинали его толком. Ты никогда не хотела слушать. Ты не хотела услышать…

— Прошу тебя, не начинай снова.

— Примерно так я и представлял себе. Мы не виделись чертову уйму лет, но разговариваем так, как будто вчера расстались.

— Мы расстались двенадцать лет назад.

— Ты. Ты рассталась.

— Какое это имеет значение?

— Для тебя — никакого. Для тебя мало что имеет значение. Надеюсь, что сейчас это не так.

— Люди не меняются, Костас. Они могут постареть, но они не меняются.